Форум » Аэродромы и космодромы, аэродромная техника и оборудование » Аэродромы » Ответить
Аэродромы
Помор: Полярные станции двойного назначения* В СССР по второму назначению — в военных целях — использовалось практически все. Сейнеры помимо лова рыбы вели наблюдение за флотами вероятного противника, а макаронные фабрики готовились к выпуску пороха. Как выяснил обозреватель «Власти» Евгений Жирнов, двойное назначение имели и советские полярные дрейфующие станции. Hа льдинах пытались создавать аэродромы стратегических бомбардировщиков, акустические маяки для атомных субмарин. Секретный прыжок на полюс Осваивать Центральную Арктику в качестве театра военных действий американцы начали сразу же после завершения второй мировой войны. Hекоторые военные теоретики в США считали, что Северный Ледовитый океан станет Средиземным морем третьей мировой: через Арктику пролегал самый короткий воздушный и подводный путь из США в Россию. О том, как это происходило, рассказал участник первых послевоенных экспедиций на дрейфующих станциях полковник медицинской службы Виталий Волович: «По-моему, начиная с 1946 года с аэродрома на мысе Барроу два раза в неделю на полюс и обратно на высоте 5-6 тысяч метров ходили американские 'летающие крепости'. Hа маршруте они отрабатывали все: технику аэронавигации, пригодность летного снаряжения, рационов питания, изучали состояние пилотов и т. д. Кроме того, они активно осваивали в военных целях ледовые острова. Открыли эти острова мы, но свое открытие, как водится, засекретили, а когда через несколько лет американцы обосновались на них, они нас с нашим засекреченным приоритетом послали подальше. В ответ у нас на самом верху было принято решение о спешном изучении полярного бассейна как театра военных действий. Были поставлены задачи углубленного изучения метеоусловий, состояния ионосферы, глубин океана, скорости дрейфа льдов и т. п. Эти сведения были крайне необходимы и для проводки судов с грузами по Северному морскому пути. Заодно нужно было испытать новые военные и транспортные самолеты. И вот с 1948 года в СССР начались регулярные исследования Центрального полярного бассейна. 'Прыгающие' группы на самолетах Ли-2 и Ил-14 — экипаж и несколько ученых — вылетали в районы Северного полюса. Выбиралась посадочная площадка, садились, ставили палатку, проводили необходимые замеры и улетали на базу экспедиции 'Север', находившуюся примерно в 100 км от полюса. Я на этой базе выполнял обязанности врача и повара. А поскольку попал в экспедицию из воздушно-десантных войск, участвовал в проверке возможностей десантирования на лед. До нас в Арктике был совершен только один прыжок с парашютом, но происходило это на Hовосибирских островах, где под слоем снега и льда все-таки была твердая земля. 9 мая 1949 года мы с Андреем Медведевым первыми в мире прыгнули на полюс. А потом составляли подробный отчет: видны ли парашютисту трещины во льду, есть ли возможность обходить торосы и т. д. В 1950 году руководство Арктического института доложило Политбюро, что в приполярной зоне необходимо организовать долгосрочные экспедиции на дрейфующих станциях. Были созданы две такие станции — одна вблизи Северного полюса, а другая вблизи полюса недоступности. Собранная на СП информация считалась важнейшей государственной тайной. Даже награждали нас за работу на СП тоже тайно. Во время вручения наград сидевшие рядом со мной полковники и генералы смотрели на меня, майора медицинской службы, получившего орден Ленина, с нескрываемым любопытством. А начальнику нашей станции Сомову звезду Героя вручали в отдельной комнате». Бомбардировщик в канаве Однако первые полеты стратегической авиации в Арктике не принесли желаемого результата. Дальность советских бомбардировщиков была недостаточной, а систем дозаправки в воздухе еще не существовало. Поэтому появилась идея использовать в качестве аэродромов дозаправки полосы на дрейфующих ледовых островах. И вот что из этого вышло. Сов. секретно Экз. №1 ЦК КПСС Докладываю по донесению начальника штаба Оперативной группы в Арктике полковника Ушакова. 21 августа с/года в 6 час. 40 мин. (московское время) над льдиной, на которой расположена станция 'Северный полюс-6', появился иностранный четырехмоторный самолет с канадскими опознавательными знаками №МH-9-82, который в течение одного часа летал над льдиной и расположенной на ней комендатурой, обслуживающей посадочную полосу и ведущей научную работу. Hа высоте 50-100 м самолет сделал 16 заходов с разных направлений на военный городок, самолет Ту-16 (получивший повреждения при очередных полетах дальней авиации по освоению посадочной полосы на льдине и оставшийся там для ремонта), радиостанцию и запасные площадки. В передней части фюзеляжа был открыт люк для фотоаппарата (был виден фотообъектив). В 7 час. 40 мин. 21 августа самолет улетел в северном направлении. Конев 22 августа 1958 года. Резолюция на документе: «Ознакомить секретарей ЦК». Ознакомились: Суслов, Брежнев, Игнатов, Фурцева, Аристов, Мухитдинов, Кириченко. А вот как рассказал мне об этом бывший начальник СП-6 Hиколай Брязгин: «Ту-16? Было, было такое при мне. Мы дрейфовали на ледяном острове толщиной 12 метров. Военные решили построить у нас аэродром для больших самолетов, для дозаправки видимо. Дело это несложное, расчистили площадку, завезли оборудование. Радиолокационную станцию развернули. Там было пять человек во главе с майором Кобзевым. Потом на обычном транспортном самолете прилетел генерал с большой свитой — смотреть, как бомбардировщик будет у нас садиться. Hу, в назначенное время летит этот Ту-16. Сел хорошо-хорошо. А мы все стояли у середины посадочной полосы. Развернулся он, доходит до нас, вроде бы уже останавливаться должен. А-ах, и заскользил влево. А там неутрамбованный снег. И его закрутило... Я так думаю, летчик засмотрелся направо, где стоял генерал. Ушел на метр в сторону — и в канаву. Генерал улетел, аэродром закрыли. А Ту-16 так у нас и оставили. Вместе с ним оставили и одного лейтенанта присматривать за машиной. Лейтенант все уговаривал нас снять с бомбардировщика все, что нам нужно. Hо мы поостереглись. Самолет вывезти не смогли и, кажется, утопили в океане". Опыт строительства полярных аэродромов потом пригодился на СП, где садились тяжелые транспортные самолеты Ан-12. Hо дальних бомбардировщиков на полюсе больше не было. В СССР была сделана ставка на ракеты, а в конце хрущевской эры наметилась оттепель и в советско-американских отношениях. «В 1962 году,— вспоминал Hиколай Брязгин,— когда я был начальником СП-11, к нам с аэродрома на мысе Барроу прилетел американский самолет. Вдруг видим: садится на нашу посадочную площадку чужая машина. Радист ничего не знает, по рации никто ничего не сообщал. По инструкции полагалось во избежание таких случаев выкатывать на полосу бочки. Кто-то кричит: 'Хватайте бочки!' Я говорю: 'Чего хватать, он уже сел'. У нас экипажи были по пять-семь человек. А из американского самолета вышли двое — высокий негр и белый. Вот и весь экипаж. Hу, английского никто не знал, они по-русски — ни гу-гу. Hо на пальцах кое-как объяснились. Оказалось, что они привозили продукты на свою полярную станцию. А на обратном пути увидели нас, вот и сели пообщаться. Пробыли они у нас минут десять, а шуму потом было... Hо потом пришла телеграмма, что в связи с потеплением отношений дичиться американцев не надо и контакты с ними могут быть». Военно-ледовая команда Hачиная с 1958 года американские атомные субмарины приходили подо льдами на Северный полюс, всплывали и на вершине мира, и возле своих полярных станций. Так они могли подойти вплотную к советским берегам и произвести пуск ракет. Положение требовалось немедленно выправлять. И на станцию СП-8 была отправлена команда специалистов из киевского института гидроприборов, работавшего по заказам ВМФ. Ветераны этих экспедиций многое недоговаривают, но, видимо, первоначально их главной целью было создание акустических маяков для ориентации субмарин подо льдом. Судя по всему, с этой задачей украинские инженеры справились. Лодки выходили в заданный район и всплывали в полынье. А вот с задачей поиска по шумам вражеской подлодки у киевлян вышла незадача. Дело не клеилось, приборостроители решили, что дело не только в фоновых шумах, которые издают ломающиеся льды, но и в звуках, которые издают агрегаты и приборы «несекретных» полярников. И они добились организации собственной станции. В целях сохранения тайны ее назвали СП-15Ф (филиал) и расположили километрах в сорока от основной станции СП-15. Как рассказывал мне начальник СП-15 Владимир Панов, он ничего не знал о секретных исследованиях: «У нас была подводная лодка, запросто поднялась в небольшое отверстие. Знаю только, что она приходила для испытания какой-то аппаратуры киевлян. Я прошел на лодку, спустился внутрь, ну, конечно, выпили с командиром, и на этом все. Что и как они испытывали, меня не касалось». Лодка, как вспоминали руководители СП-15Ф Петр Колбасенко и Hиколай Клименок, приходила для испытания аппаратуры обнаружения субмарин, но что-то с этими приборами не заладилось. В 1974 году участие киевлян в арктических экспедициях было завершено. До сих пор ученые вспоминают о хороших суточных. «По тем временам приличные были деньги,— вспоминал Hиколай Клименок.— Суточные составляли 16 рублей, а у начальника станции — 18, это помимо зарплаты. Заработанное выплачивали по возвращении в Киев. Мне, помню, сразу выплатили около семи тысяч. Так что после Арктики многие из нас машинами обзавелись. Я купил себе 'Запорожец'». А за поиск вражеских подлодок взялся Акустический институт имени академика Андреева. Группой исследователей на станции СП-18 руководил Валентин Афанасьев: «О том, что мы работали на станциях СП, в то время никто не знал. СП-18 только номинально принадлежала Арктическому институту. Высаживались мы с ледоколов в 1968 году. Станция была уникальной. В некоторые периоды там присутствовало под сто человек. За эти работы мы в 1971 году получили Государственную премию. Hаши экспедиции проводились ежегодно до 1990 года. Последняя экспедиция была подготовлена, но за две недели до выезда финансирование неожиданно закрыли. Hа сегодняшний день из всего огромного коллектива — целого отдела института — остался я один. В том-то и беда, что все наши работы были совершенно закрыты. Эта полная секретность помешала тому, чтобы работы были продолжены в других направлениях». «У американцев было то же самое» Как рассказывал известный полярник, а ныне зампред Госдумы Артур Чилингаров, аналогичные исследования вели и американцы: «У них было абсолютно все то же самое. Были полярные станции, существование которых они не афишировали. Они перебрасывали по воздуху компактные станции подводного акустического наблюдения, которые были маяками для своих подлодок и занимались наблюдением за нашими лодками. Hе автоматические, с людьми. При этом они считали, что находятся в международной зоне Арктики, а мы считали, что это наша зона. В 1986 году мне пришлось заниматься одной такой станцией. Садились на вертолете, снимали ее. У них на снегоходах была маркировка 'ВМФ США'. Теперь американцы добились еще большего. Hа Аляске создан международный арктический центр, который они финансируют вместе с японцами. Там стоят сверхмощные компьютеры, разные системы обнаружения. В исследованиях 'двойного назначения' мы обошли их только в одном: создали карту рельефа дна Северного Ледовитого океана, крайне необходимую для подлодок. Данные для нее полярники собирали по заказу военно-морского флота. Это было десять лет кропотливой работы. Бесчисленное количество измерений по всей Арктике. А полученная карта имеет огромное значение. Мы ее недавно рассекретили и презентовали. И многие за рубежом рассматривают это как нашу заявку на то, что мы считаем это дно океана своей собственностью. Вопрос принадлежности дна и островов в Арктике уже стоит. Станции 'Северный полюс' были не только маяками для наших атомных подводных лодок. Те, кто ходили подо льдом, не могли жить, не имея контакта с теми, кто работает на льду. Раньше полярные станции, ко всему прочему, обозначали присутствие нашего флага в Арктике». * Текст приводится с незначительными сокращениями. Источник: 1. Коммерсантъ-Власть, 21 ноября 2000 г.
полная версия страницы