Форум » Проба пера » Воздушные приключения » Ответить
Воздушные приключения
МИГ: Предваряю появление новой ветки. Иной раз, за суетой жизни, заботами, проблемами хочется отвести душу, побывать там и тогда, где никогда не был...а почему бы и нет? Почему бы и не побывать, тем более что всё в наших руках... Поэтому и предлагаю коллегам-механикам экскурс в места выдуманные, с героями действа самодельными. Будут некоторые повторы из ранних работ, но "искусно" вплетенные в новое повествование.Не обессудьте... Название действия - "Воздушные приключения". Я был бы неправ, если бы события, которыми мне приходится "руководить", происходили бы в одной стихии - небе. Но пусть название останется именно таким - так загадочнее, вроде бы... Густой туман и морось были представлены во всей красе – фигуры нечаянных прохожих представлялись поникшими привидениями. Редкие проезжающие конные экипажи и авто оставляли в лужах кильватерные струи от колес. Человек, с докторским саквояжем в левой руке и тростью в правой, уходил вдаль по улице. Наконец, сутулая фигура эскулапа исчезла за поворотом. Изварин, до сей поры терпеливо дожидавшийся этого момента, во мгновение преобразился внешне – маска старого служаки сползла с его лица, неуловимое движение мускулов и перед случайным прохожим, когда бы тот оказался рядом и поднял глаза, предстал бы городовой с выправкой гвардейского офицера. Это длилось несколько мгновений, до той поры, пока рука Изварина подносила к губам свисток. Как только сей предмет издал пронзительный троекратный свист, вся предыдущая метаморфоза, исчезла без следа. Выбежавший на свист из парадного, расположенного напротив, городовой Подопригора, увидел своего начальника в привычном для себя виде. - Семен, займи пост! Я в участок – с этими словами Изварин повернулся кругом и быстро пошел по мощёной мостовой, которая поднималась довольно круто вверх в этой части города. Энергичное движение старшего унтер-офицера сопровождалось мелодичным позвякиванием кавалерийских шпор, довольно большого размера, который, впрочем, вполне соответствовал размерам самого обладателя шпор. Миновав трактир на Пятницкой, он свернул в переулок, заканчивающийся тупиком, и оказался перед небольшим двухэтажным домом, увитым виноградной лозой до такой степени, что окна дома и входная дверь терялись в густой зелени. Откинув расположенную сверху, на английский манер, щеколду, он открыл калитку в невысокой ограде, и по дорожке из битого кирпича прошел к дому, на ходу доставая из кармана ключи. Еще мгновение и дверь закрылась за входящим. Ни скрипа петель, ни удара полотна двери о косяк не раздалось при этом. Только в небольшом флигельке, стоящем слегка поодаль от дома, под раскидистой шелковицей, на солнце блеснуло опустившееся стекло окна и мелькнуло чье-то лицо. Изварин прошел переднюю и оказался в комнате, мебель и убранство которой находилось в явном диссонансе с наружностью дома. Первое, что бросалось в глаза в ней, так это большой письменный стол из орехового дерева, весь заваленный рулонами географических карт, раскрытыми книгами, в некоторых из них, острый взгляд моряка узнал бы лоции. Отодвинутое от стола кресло, упиралось спинкой в металлический сейф, а напротив задернутых тяжелыми портьерами окон, стояли два книжных шкафа, за стеклами которых виднелись не книги, как можно было бы ожидать, а толстые серые папки, по всей видимости, с какими-то документами. Старший унтер-офицер расстегнул портупею и положил её на кресло, при этом шашка ножнами ударила об пол, а тяжёлый «Смит-Вессон» основательно примял обивку. Следующим движением был расстёгнут мундир, и под ним показалась белоснежная сорочка. После чего Изварин сел во второе кресло, стоящее у небольшого столика, с телефонным аппаратом. Несколько времени он сидел в кресле, не производя ни малейшего движения, закрыв глаза. Наконец, повернувшись к аппарату, снял трубку и, взявшись правой рукой за рычаг, несколько раз провернул его. - Барышня, соедините с 82-м, пожалуйста! Благодарю-с. Небольшое ожидание, в трубке раздалось едва слышное потрескивание, и чей-то голос произнес: - У аппарата.... - Александр Иванович! Доктор сделал предложение. Подробности узнаю из разговора с ним вечером - приглашен на чай. - Очень хорошо. Наконец-то лед тронулся. После разговора, жду-с у себя. Изварин положил трубку на аппарат. Потом взял лежащую тут же газету, развернул и ему в глаза бросился кричащий заголовок – «Таинственные летательные аппараты». Прочитав несколько строк под заголовком, иронически улыбнулся и положил газету снова на столик. - «Немного, однако же, вы знаете, господа репортёры, зато фантазии вам не занимать» – он поднял взгляд на часы, которые в этот момент начали мерно отбивать два часа пополудни. Одновременно с боем часов раздался стук в дверь. - Входи, Остап – негромко произнес Изварин. Дверь открылась, и на пороге показался молодой человек, в мундире фельдфебеля отдельного корпуса пограничной стражи, поверх которого был повязан фартук. В руках у него были судки, от которых шёл аппетитный запах. - Обед, господин ротмистр – произнес он и направился к столику. Изварин встал, что бы не мешать сервировать стол, подошел к сейфу и, отодвинув кресло в сторону, набрал секретный код. Дверца сейфа тяжело повернулась на скрытых петлях и стала видна полка, на которой лежали два револьвера системы Наган. Любимое оружие ротмистра - он стрелял с двух рук, поочередно, причем очень метко. Это было результатом многолетних упражнений. Такая стрельба позволяет увеличить огневую мощь и плотность кучности огня, что дает преимущество при смене позиции и подавлении "огрызающегося" врага в его позиции. И случаев таких в жизни ротмистра (теперь мы уже знаем - кто таков Изварин), было предостаточно. Затем и, подойдя к платяному шкафу, открыл его и стал оглядывать свой гардероб. - Ну что ж, вы говорите доктор – «Быть может, скоро вам придется носить штатское платье немного чаще, чем вы полагали» - надо, так надо, дело того стоит – едва слышно произнес он. - Готово, Леопольд Эрастович – раздался за спиной голос фельдфебеля. Изварин повернулся и увидел накрытый стол, рядом с которым стоял его ординарец. Кивком головы он отпустил Остапа. Уже стало смеркаться, когда ротмистр вышел из дома. Он шел к доктору, и беседа за чашкой чая должна была прояснить детали предстоящего дела.
Ответов - 14
МИГ: Доктор Максаков налил дрожащей рукой очередную рюмку и расплескав чуть не половину поднес ко рту. "Ишь как трясет эскулапа, - подумал Изварин, - не нравится мне его пристрастие..." Доктор, меж тем, стуча зубами о стекло, вливал водку в себя...кадык его ходил вверх-вниз на худой шее. Они сидели в темном углу трактира для извозчиков. Почему Максаков привел его именно сюда ротмистр не знал. Предполагаемая беседа за чашкой чая в домашней обстановке вылилась в элементарную попойку в кабаке - доктор увлеченно накачивался "монополькой", не приступая к разговору, ради которого Изварин и пришел к нему. - "Вроде бы как ждет кого-то, только напиваться зачем..." - уже недовольно думал ротмистр, однако вида не показывал. Доктор неуверенно поставил рюмку на стол и неожиданно сказал, путаясь в словах: - Эта...милсдарь...как бы того...меня домой сопра..проводить бы... Больше у него ничего не получилось и он мутным взглядом попытался зацепиться за лицо Изварина, может для того, чтобы увидеть, как ротмистр отреагирует на это предложение. Изварин про себя выругался. Он вел плохо державшегося на ногах Максакова к выходу, по пути махнув половому чтобы нашел извозчика. Услужливый малый понимающе кивнул, скользнул на улицу и когда Изварин с доктором, наконец, показались в дверях трактира, их уже поджидала пролетка с хмурым кучером на облучке. Ротмистр дал половому пятиалтынный и тот довольный помог "погрузить" доктора на сиденье. - "С доктором осечка вышла, а как все же к Маруковичу подступиться?" - озабоченно думал Изварин, трясясь в пролетке по булыжной мостовой. При этом он еще и удерживал доктора от падения на пол. - Человек! Останови! - внезапно открыв глаза фальцетом крикнул Максаков. Кучер остановил лошадей. Доктор попытался встать и тут же упал обратно на сиденье.
МИГ: В этом приморском городке Изварин оказался по воле случая. Накануне Нового года, он выехал в на север, в Романов-на-Мурмане – там зашевелилась германская резидентура. В столице готовился приказ по Морскому ведомству о создании флотилии Северного Ледовитого океана с базами в Александровске, Романове-на-Мурмане, Иоканьге и Архангельске. С Балтики должны в скором времени придти несколько военных кораблей. Германский резидент в Петрограде, барон Шлоссер, собрав чемоданы и прикупив несколько сильных морских биноклей Leitz beh Kriegsmarine (type iii), о чем тотчас же доложили мне «пасущие» его филеры, отбыл на поезде в те же края. Следовало поторопиться, ибо этот господин знал толк в морском деле и нельзя было дать ему шанс разузнать подробности создания новой морской базы. Интерес германской разведки к нашему флоту, а особливо в новых районах использования, был всегда чрезмерным. Но…не доехав до Иоканьги нескольких верст, паровоз и вагоны сошли с рельсов и упали с насыпи – разошлась колея. Благо, что насыпь была невысока, а то пострадавших было бы больше. Барону не повезло – он сломал ногу и был доставлен обратно в Петроград и помещен в больницу. Без него в Романове активных действий, находящиеся там германские агенты не предпринимали. И сразу по прибытии в Романов после восстановления движения по железнодорожной ветке, в местном отделении ОКЖ ротмистру была передана телеграмма о срочном возвращении в Петроград. Так, служба контрразведчика совершила новый поворот – путь его теперь пролегал на юг империи. Внимание привлек неожиданно появившийся в этих краях некто Марукович, дальний родственник вдовы купца Коккинаки. Этот купец оставил своей молодой вдове весьма внушительное состояние и взбалмошная вдова затеяла экспедицию в Сибирь, в район Подкаменной Тунгуски к месту падения известного метеорита, причем экспедицию на дирижабле, который она собиралась купить в Германии. Все бы ничего, если бы эксцентричная мадам Коккинаки и продолжала подготовку к полету, но появившийся ниоткуда Марукович, втерся к вдове в доверие, уговорил ее изменить маршрут и теперь дирижабль, как рассказывали слуги купчихи, полетит в северные широты к Новой Земле, как раз над районами развертывания наших морских сил флотилии Северного Ледовитого океана. Круг замкнулся.
МИГ: Вспоминает ротмистр Изварин: - Штабс-капитан фон Тидебель Федор Иеронимович - военный летчик. Он так и представился – фон Тидебель и это произвело на меня впечатление. Не то, что он – фон, дворянство в русской армии имело корни пестрые, а то, как он это сказал – основательно и я сразу почувствовал к нему расположение. Я предложил ему сесть и он сделал это, так же основательно заскрипев кожаной курткой и ремнями портупеи. Маузер в деревянной кобуре он положил на колени. - Мне рекомендовал вас, как опытного пилота…штабс-ротмистр Казаков, командир вашего 19-го корпусного авиаотряда - начал я, внимательно наблюдая за его лицом, - и я имею честь предложить вам интересное занятие, мм.. как бы это сказать, полет по большому кругу, над областями империи, где аэроплан еще не летал… Ничего не изменилось в лице моего визави, он так же спокойно смотрел на меня. - «Спокойствие, граничащее с флегматизмом…что то не то…где реакция?» - подумал я, - «Видимо, надо не тянуть кота за хвост, а сказать все и сразу, судя по его бумагам он тертый калач. И то - орден Святого Станислава 2-й и 3-й степеней и Георгиевское оружие говорят за него сами». - Федор Иеронимович, предлагаю лететь в северные широты. Маршрут пока предварительный, аэроплан – «Илья Муромец», конструкции господина Сикорского. Тяжелая машина, но и задачи будут нелегкие и груз – немаленький. Летать там еще никто не пробовал, места глухие. Морозы и остальные удовольствия – мало ориентиров, площадки для посадок придется выбирать с воздуха. В случае аварии помощи ждать не откуда. Полет выполняется в интересах контрразведки русской армии…ну как вам предложение? Настаивать не могу, выбор за вами. Отказ не будет истолкован превратно и вы вернетесь в свой авиаотряд на фронт. Фон Тидебель молчал. Пауза затягивалась. Когда она стала неприлично долгой, и я решил нарушить ее, он произнес: - Господин ротмистр, какой из меня контрразведчик? Я летать хочу и могу …да и дела на фронте такие, что лишних летчиков там нет, наоборот – не хватает, а тут… - «Каков молодец, а!» - мне еще больше захотелось иметь такого человека в предстоящем деле. - Знаете, штабс-капитан, там, куда мы собираемся, шансов остаться в живых будет не больше, чем на фронте – вырвалось у меня, - а пользы для этой войны, в случае успеха, будет довольно. Он еще помолчал, как бы обдумывая то, что я сейчас сказал, о шансах и пользе, а потом ответил: - Ранение я получил месяц назад, германский «Бранденбург Ц11» атаковал и сбил, но две пули в левую руку получил…потому и предложение Александра Александровича Казакова принял…а теперь и ваше предложение принимаю…воевать в полную силу сейчас не могу, а на земле сидеть, сами понимаете… Так в состав экспедиции попал Федор Иеронимович фон Тидебель…
МИГ: Несколько ранее, продолжение вечера с доктором: - Послушайте, доктор – Изварин слегка встряхнул Максакова, - куда ехать дальше? Взгроможденный на сиденье усилиями ротмистра доктор открыл глаза, и Изварин увидел совершенно осмысленный взор, без следов недавнего возлияния… - А никуда, милейший старший унтер-офицер, - трезво прозвучал голос Максакова, - прошу простить за невольный маскарад, нежелательные свидетели оказались в трактире…так что я сейчас выйду, а завтра прошу в Александрийский парк, часам к двенадцати… вам удобно будет? - Постараюсь быть, господин доктор, – пряча изумление, ответил ротмистр - Да…уж вы постарайтесь…сведу с нужными людьми…для общего дела. Максаков поднялся с сиденья, ступил на подножку и соскочил на мостовую. - Я проходными дворами, так короче. - Дворами поаккуратнее проходите, час поздний – ответил Изварин. - Трогай, - ротмистр уселся поудобнее. Кучер хлестнул лошадь. Вечер уступал время ночи… …исходя из этого, напрашивается очевидный вывод – все, что я до сей поры смог узнать – всего лишь дымовая завеса…реальный ход дела мне неясен и закрадывается сомнение в правильности выбранного пути следствия, Александр Иванович, - Изварин замолчал. Полковник очищал яйцо, сваренное вкрутую, роняя скорлупу мимо блюдечка, заботливо подставленного ординарцем Изварина. Закончив, он макнул яйцо в солонку, стоявшую на столе и поднеся ко рту, откусил добрую половину, - Так ведь в том все и дело, Леопольд Эрастович, в том все и дело…, - он дожевал яйцо, прикусив черным хлебом (фронтовая привычка Батюшина - есть вареные яйца без белого хлеба и масла), - идем мы с вами, мнится мне, по ложному следу, - он сделал большой глоток чаю из стакана. - И доктор ваш, знакомец давний, не правда ли странно появившийся у нас на пути, и Марукович этот, возникший вообще невесть откуда и затеявший дело с дирижаблем. И дело это по мнению моему – преглупейшее. Судите сами – лететь с южных окраин империи на Север, как нам доносят из его окружения, для "проведения диверсий!" Вот это номер - диверсии на кораблях еще не существующей флотилии Северного Ледовитого океана. Словом, - Батюшин поставил стакан на стол, - нас упорно и довольно грубо направляют в нужную кому-то сторону. Да мы знаем и тех, кому это нужно, но истинных целей Маруковича и компании мы пока не знаем в точности и это меня беспокоит…очень беспокоит. - Надо ли мне встречаться с Максаковым завтра, господин полковник? – Изварин вопросительно смотрел на Батюшина. - Надо, - после короткой паузы ответил полковник, - что за публику он вам представить хотел? После этой встречи, узнав новых персонажей нашей туманной истории, мы еще раз обсудим положение. К тому же я жду донесений от агентов наружной слежки, быть может, проявится какой-никакой узор в туманном мареве догадок, Леопольд Эрастович. Он встал из-за стола, – Проводите меня до ворот, ротмистр. Выйдя из дома и направляясь к калитке, Батюшин вполголоса сказал, - На бакинские нефтепромыслы они метят, Леопольд. Вероятна диверсия…и весьма необычным способом…это пока все что имею из донесения, полученного только что из Петрограда. Думаю, завтра скажу больше…Честь имею… - Честь имею, господин полковник. Ротмистр пропустил полковника в калитку и запер ее. Звук шагов Батюшина удалялся, потом раздался шум заводящегося мотора и хлопок дверцей…через несколько секунд в переулке наступила тишина.
МИГ: Александровский парк был местом прогулок и воскресного времяпрепровождения жителей приморского города. На открытой эстраде в глубине парка весь день играл духовой оркестр местного гарнизона и фланирующие по аллеям парочки, мамаши с семействами, скучающие местные франты и прочая публика, до которой, впрочем, нам нет никакого дела, в любом месте слышали весьма недурное исполнение сочинений господина Штрауса. Изварин вошел через Покровские ворота в парк и намеревался высмотреть доктора в толпе гуляющих - вчера Максаков не сказал, в каком месте они должны встретиться. Но сделать это ротмистру не удалось, за спиной раздалось знакомое покашливание и он обернулся – доктор уже был в двух шагах от него. Увидев, что Изварин смотрит на него, Максаков улыбнулся и коснулся пальцами полей шляпы – Добрый день, Леопольд Эрастович! Изварин поздоровался в ответ и увидел за спиной доктора две фигуры в одинаковых костюмах и шляпах. Одинаковость субъектов бросалась в глаза – оба были среднего роста, а цвет волос, глаз и выражение лиц были словно нарисованы одной рукой. Максаков полуобернулся к своим спутникам: - Господа, разрешите представить – старший унтер-офицер Изварин. Субъекты синхронно кивнули головами. Доктор поворотился к ротмистру: - А это – мои итальянские друзья, господа Гудини. Изварин также кивнул, как сделали его новые знакомые в ответ на его представление доктором. - Пойдемте господа – доктор указал рукой с зажатой в ней тростью на открытую веранду ресторана «Плакучая ива». Это заведение держал купец Синебрюхов и славилось оно отменными вареными раками и пивом, доставляемым прямо из Антверпена, – там нам будет удобно разговаривать. Оба спутника Максакова снова согласно кивнули и все четверо вошли в ресторан. Мгновенно оказавшийся подле них метрдотель провел их в отдельный кабинет. Впрочем, по летнему жаркому времени кабинет отделялся от общего зала лишь стенкой высотой в метр с небольшим, да кадками с пальмами, и обозревать зал и посетителей было вполне возможно, что для себя отметил Изварин. На стол сразу же было подано свежайшее пиво в высоких бокалах и блюда с вареными раками. - Итак, любезный Леопольд Эрастович, приступим к делу. Думаю, никаких прелюдий не надобно, время, как говориться – деньги, – доктор сделал глоток из бокала и поставил его на стол. - Господа Гудини имеют интерес… Резкий звук высокого тона прервал слова Максакова. Следом послышался треск, словно рвали перкаль и помещение ресторана озарилось вспышкой яркого оранжевого света. На глазах Изварина часть зала исчезла в этом свете, словно растворилась в нем, а сам ротмистр почувствовал сильнейшее желание уснуть. Голова неудержимо клонилась на грудь, глаза закрывались сами собой… Склонившаяся над ним голова доктора - было последнее, что он увидел… на него навалилась темнота…
МИГ: Музыка навевала воспоминания, приятные но, к сожалению, давнишние. Штабс-капитан фон Тидебель рассеянно оглядывал на ходу гуляющих, ни на ком особенно не задерживаясь – в мыслях он был далеко отсюда. Вспоминался отчий дом, излучина реки под ним, вечерняя заря, Машенька… «Стоп, стоп, это оставлю… потом, не здесь», - он как будто очнулся и сразу увидел себя среди праздной толпы. И к неудовольствию своему штабс-капитан понял, что потерял свое место, то есть положение в пространстве и времени. Время определилось тут же – Брегет пробил час пополудни, как только фон Тидебель подумал о потерянном времени и потянулся достать часы, а вот где он? Оглядываясь по сторонам, он заметил метрах в сорока впереди навес ресторана. - «Вот так оказия, меня к «Плакучей иве» привели ноги, а ведь я собирался к лодочной станции…взять ялик, размяться…» - он осмотрелся, пытаясь найти аллею, ведущую к набережной. - «Пройду к ресторану, он на перекрестке, на бойком месте расположен, и аллеи от него веером расходятся, тогда и понятно станет» - пришло решение. Надо сказать, что один из наших героев – штабс-капитан фон Тидебель, отозванный с фронта в управление контрразведки, времени познакомиться с этим небольшим приморским городом не имел, разве что уступив спортивной привычке, сразу разузнал где можно взять напрокат лодку. Был штабс-капитан заядлым гребцом, до войны был чемпионом Петербурга по гребле. Кроме того, летчик он был от Бога, и заприметив такой ориентир как ресторан г-на Синебрюхова, сразу определился с местом и с маршрутом к морю. Он энергично зашагал вперед. В это же самое время из ресторана показались три человека, выносящие на руках… - «Пааазвольте, паазвольте…никак это - ротмистр Изварин - удивлению летчика не было предела, - что происходит?» Он ускорил шаг, один из неизвестных увидел приближающегося штабс-капитана, что-то сказал остальным, и они суетливо начали сажать Изварина, не подающего признаков жизни, как определил фон Тидебель, в стоящий у выхода в ресторан автомобиль с поднятым верхом. Сделать это было нелегко - ротмистр отличался богатырским ростом и сложением, троица замялась. В это время Изварин, по- видимому, начал приходить в себя, приподнялся на заднем диване, на который его уже почти затолкали, взмахнул рукой и один из похитителей, а штабс-капитан именно так определил для себя эту троицу, упал на землю. - «Все ясно, - на этом размышления летчика были закончены, - вперед!» Через мгновение один из троих, по виду доктор, получил удар в челюсть и с невнятным вздохом осел на дорожку, а третий бросился бежать, тут же смешавшись с гуляющими. Фон Тидебель вскочил на ступеньку автомобиля, и шофер увидел маузер, направленный ему в лоб. - Выключай мотор! – повторять было не нужно и шофер поднял руки. - Благодарю, Федор Иеронимович, - голос Изварина прервался, - вовремя вы подоспели, прямо счастливый случай. Он достал свисток и резко свистнул. Из-за поворота аллеи показались два человека в штатском и подбежав к автомобилю, встали перед ротмистром. - Поручик, - обратился Изварин к одному из них, - попросите господ отдыхающих разойтись. Шоферу одеть наручники, его, итальянца этого и доктора сюда, - он показал на диван рядом с собой. Поручик занялся шофером, а его спутник поднял с дорожки упавшего итальянца и погрузил его на диван. Потом начал сноровисто разводить толпу, привлеченную этим происшествием к ресторану. - А вы, штабс-капитан, садитесь за руль, - Изварин опустился на задний диван. Фон Тидебель завел мотор, включил передачу и автомобиль покатил вперед по аллее…
МИГ: При выезде из ворот парка на подножки с обеих сторон вскочили давешние люди Изварина – поручик в статском платье и второй агент, пока не известный штабс-капитану. Поручик наклонился к ротмистру, Изварин очень тихо что-то сказал, совсем коротко, и офицер кивнув, спрыгнул с подножки и тут же скрылся в переулке, к которому подъехал автомобиль. Агент в штатском открыл переднюю дверцу и уселся рядом с летчиком. Доктор уже пришел в себя и постанывал время от времени. Он потирал рукой подбородок, пострадавший от удара фон Тидебеля и сидел смирно – видно было, что он не ожидал такого поворота событий. Один из господ Гудини так и сидел, не открывая глаз и тяжело дышал, видимо так и не пришел в сознание. У Изварина было недовольное выражение лица. Произошедшее задержание Максакова при большом скоплении людей явно беспокоило его. - Поверните штабс-капитан на Лесную, - Изварин наклонился к доктору – приехали, господин Максаков. Фон Тидебель повернул налево и увидел двухэтажный дом управления контрразведки. Проехав до парадного, он затормозил и остановил автомобиль. С переднего сиденья быстро соскочил агент, он вывел шофера, взял доктора под руку и они вместе, со стороны могло показаться, что рядом идут старые друзья, вошли в парадное. Штабс-капитан обернулся и посмотрел на Изварина. Тот уже поднялся с заднего дивана и слегка пошатываясь, вышел из авто. - Мы сейчас этого итальянца выгрузим, и вы будете свободны, штабс-капитан. А вечером, часам к восьми, попрошу придти сюда, в управление. Раз уж дела, похоже, кувырком пошли, откладывать ваше вхождение в дела нет возможности. Изварин кивнул и вошел в парадное. Оттуда сразу вышел унтер-офицер и два солдата. Солдаты взяли под руки одного из Гудини и приподняв над мостовой, понесли. - Ваше благородие, - обратился унтер-офицер к фон Тидебелю – позвольте авто во двор завести. Летчик с облегчением покинул свое место и пока унтер заводил авто и въезжал в отворенные дежурным солдатом ворота, стоял и смотрел на дом, в который вошел ротмистр, куда увели доктора и внесли пострадавшего итальянца. - «Дом с секретами» - подумал он и пошел по улице. Гребная станция, лодка и желание размяться пропали. Его занимали мысли о вечернем визите к Изварину. Что ему скажет ротмистр, чем придется заниматься в этом новом для него деле, скоро станет ясно.
МИГ: ... Прадед фон Тидебеля - Иоганн Генрих фон Тидебель (1786—1856), статский советник, учился на юридическом факультете Дерптского университета (1803-05), обер-секретарь магистрата в г. Ревель и чиновник при ревельском генерал-губернаторе (1811-20). В 1816 выслужил русское потомственное дворянство. В 1820 переселился в Ригу, где состоял заместителем управляющего канцелярией, старшим чиновником особых поручений при генерал-губернаторе. Его дед – Август Иоганнович, (1824 — 1890), русский военный инженер-генерал, участник Крымской войны. Отец - Иероним Августович, (1858—1915), с 1884 на военной службе, капитан лейб-гвардии Семеновского полка (1901). - "Вот так, господа! - Изварин закрыл папку, - их потомок фамильную честь не уронил, ни на фронте , ни здесь..." Он взял, стоящий на столе серебряный колокольчик и позвонил. Тотчас же в двери показался дежурный офицер. - Пригласите штабс-капитана, подпоручик. - Слушаюсь, господин полковник! Федор Иеронимович фон Тидебель вошел в кабинет...нет, нет...он вошел в новую жизнь, так будет вернее...
МИГ: Через две недели, после описываемых событий. Полевой аэродром вблизи города N. Лошади рвут постромки, оглобли скрипят, ведущие лошадей по щиколотку в грязи два местных мужика нехорошо ругаются, с опаской и хмуро поглядывая на меня – майора де Хэвиленда, представителя воздушных сил ее Величества! Первобытная грязь! Приводная цепь моего Morris отказалась передавать крутящий момент уже пять часов тому и пришлось заменить его, Morris 29 лошадиных сил на две. Зато какие!!! Клячи заржали, в последний раз дернули и встали. Ни кнут, ни пряник не смогли сдвинуть упрямых животных ни на один дюйм вперед. Мы застряли окончательно, мужики кинулись распрягать, а потом подошли за расчетом. Рубль в ассигнациях утешил бедолаг и не разорил меня. До кромки летного поля оставалось всего – ничего, около полумили. А там происходила суета, вызванная посадкой огромного русского аэроплана. Вот туда-то мне и надобно … Выбравшись из безнадежно увязшего авто я с удовольствием ощутил твердую землю под ногами, вместо густой жижи, в которой промокли мои ботинки Clarks. Раскуривая трубку, я стал осматриваться. Толпа высыпала на летное поле, какие-то господа махали шляпами, к приземлившемуся аэроплану двигался автомобиль. Картина была размыта – полмили есть полмили, пришлось достать мой старый добрый английский морской бинокль Barr & Stroud и присмотреться…Ха…- в мою сторону шел русский офицер…так, так…штабс-капитан, судя по погонам с четырьмя звездочками. Ну что ж, мое прибытие не осталось незамеченным, очень хорошо! Я опустил бинокль, убрал его в футляр и оставил висеть на ремне на шее. Чего скрывать мои намерения, они в принципе…благие. Оставалось привести себя в мало - мальский порядок после грязевых ванн – я потопал ногами и высохшая корка из глины, песка и чернозема благополучно отвалилась с ботинок, макинтош был помят, но чист, шляпу я сдвинул на затылок, демонстрируя открытость. Когда подходивший офицер был в двадцати шагах, я изобразил дружелюбную улыбку, достал изо рта трубку и собрался произнести слова приветствия, но не успел сказать ни слова...
МИГ: ...- Кто таков? Откуда, куда, зачем? Документы - штабс-капитан опередил меня, выстрелив обойму вопросов. Я понял, что теряю инициативу. Подошедший оказался роста выше среднего, загорелое лицо имело энергическое выражение, мундир его был перепоясан двухременной портупеей, отягощенной справа огромным маузером в деревянной кобуре, слева красовалась казацкая сабля в ножнах, что было несколько странно, на шее…хм-м… точно как у меня, висел на ремне немецкий морской бинокль Leitz beh Kriegsmarine (type iii), если мне не изменяет память. Взгляд голубых со стальным отливом холодных глаз буквально сверлил меня. По всему - я был на подозрении у штабс-капитана. - Майор де Хэвиленд, военный атташе английской миссии в Петрограде, к вашим услугам – как можно тщательнее выговаривая русские слова, ответил я, и протянул офицеру сопроводительное письмо русского Генерального штаба. Штабс-капитан быстро прочел написанное. - Вот так оказия, союзники пожаловали – он рассмеялся коротким смехом, - вам к ротмистру Изварину надо, однако…он еще раз взглянул на письмо, потом уставил взгляд на меня: - Разрешите представиться – штабс-капитан фон Тидебель, он поднес руку в кожаной перчатке к козырьку фуражки, потом продолжил – Пойдемте со мной, господин майор, не стоять же вам посреди поля. Возьмите вещи, а авто ваше мы из грязи вызволим. Я вздохнул с облегчением, достал из Morris свой саквояж и чемодан и мы двинулись к виднеющейся впереди толпе и аэропланам...
МИГ: Как оказалось, штабс-капитан был скор на ногу – два запыхавшихся нижних чина с трехлинейками за спинами подбежали к нам, когда он уже выяснил мою личность и мы сделали несколько шагов в направлении к аэропланам. Фон Тидебель приказал им взять мои вещи, но я отдал только чемодан в котором был мой авиационный комбинезон, унты, краги и шлем с очками, комплект полевой военной формы и «вода жизни» - две бутылки виски Scottish Leader. Остальные необходимые в экспедиции вещи, начиная от shaving things (бритвенных принадлежностей), до смены белья, находилось в саквояже. Мой пистолет Colt M1911 конструкции Браунинга великолепно чувствовал себя в кобуре у меня под мышкой. То есть мы обо прекрасно себя чувствовали – я и он. Я ему доверял, он мне отвечал безотказностью в работе. Штабс-капитан молчал и быстро шел вперед, я в полшаге сзади-слева старался не отстать. Картина, открывающаяся моим глазам, по мере приближения нашей небольшой процессии к стоянке, дополнялась некоторыми деталями. Несколько господ разной наружности занимались делами, как я понял связанными с предстоящим отлетом – некто довольно крупных габаритов расставлял фотокамеру на треноге, восточного вида человек под руководством господина в лаковом цилиндре, грузил вещи в аэроплан… Толпа зевак постепенно редела, ничего интересного уже не происходило. Солдаты шли цепью по полю и наводили порядок на аэродроме - собирая обрывки лент, утерянные галоши местных франтов и бутылки из-под сельтерской воды. Наконец, мы достигли цели. Штабс-капитан осматриваясь, покрутил головой и повернулся ко мне. - Не вижу Изварина. Странно. В это же мгновение, словно отвечая на недоуменный вопрос моего провожатого, раздался легкий скрип и, повинуясь движению тяги, на аэроплане повернулся руль направления. - Ах… вот он где – фон Тидебель, сделав мне жест, означавший как я понял, сигнал обождать, скрылся в фюзеляже аэроплана. От нечего делать я стал рассматривать фигуру фотографа и когда он, складывая треногу камеры повернулся в профиль я узнал его…черт побери – это же Канделаки! Фортуна прямо на глазах стала отворачиваться от меня или поворачиваться задом, как мне будет угодно, да уж!… (Этот господин знавал меня в Петрограде и Москве как журналиста Daily Telegraph, а теперь я в другом обличье, вот так казус!) Из фюзеляжа по трапу спустился штабс-капитан – Ротмистр искровую радиостанцию с бортмехаником устанавливает, просил предать, чтобы немного обождали. Он показал рукой на палатку, стоящую неподалеку от аэроплана – Пройдемте туда. Я прикажу подать чаю и чего-нибудь перекусить. Небось в грязи нашенской намаялись.
МИГ: - Послушайте майор, – фон Тидебель поставил штоф с водкой на стол,- давайте по-простому, без этих «фон» и «де», - он поднял рюмку, - за знакомство! Мы чокнулись и выпили. К этому времени нашего сидения в палатке, а прошло уже сорок минут, мы со штабс-капитаном уже обращались друг к другу по именам. Я провел в России уже полгода и догадывался, что обещанный чай весьма вероятно может превратиться в нечто горячительное и не ошибся. Да и по правде сказать, водка сейчас была более уместна – небольшое волнение от нежданной встречи с Канделаки надлежало развеять. - Не возражаю штабс-капитан – я протянул руку и он, теперь уже для меня - просто Федор, пожал ее. - Вот что я скажу вам, Джеффри (для тех, кто еще не знает – меня зовут Джеффри), Изварин может запросто вас не взять в полет, зачем ему иностранцы в экспедиции? Да еще майор и, видать по всему, не просто майор … Джеффри, ведь не просто же? Для создания доверительности я ответил так: - Федор, я - майор английской военной миссии, послан для координации совместных действий. Флот Ее величества может помочь созданию морских сил России на Каспии, так в чем же здесь загвоздка для вас, а? Морские коммуникации на юге России, связывающие вас и страны Антанты, приобретают стратегическое значение, а чем вы можете похвастаться? Вот-вот – ничем. Насколько мне известно, с середины 19 века у вас здесь, вблизи Персии и ближнего Востока нет военных кораблей… Вот я и должен…фон Тидебель меня перебил: – Дружище, наш маршрут лежит совершенно в другом направлении, не скажу в каком, но эти географические названия в нем не числятся... Он твердой рукой снова наполнил рюмки – Хотя…возможно, возможно. Впрочем, дело это не мое, у нас ротмистр отдельного Корпуса жандармов Нечаев по этим делам мастер, он - то вас, как новомодный луч господина Рентгена просветит насквозь...штабс-капитан поднял рюмку и мы выпили снова. Пока фон Тидебель закусывал огурчиком, я старательно делал вид, что цепляю соленый груздь на вилку, а сам думал: «Отдельный корпус жандармов – это нехорошо, там офицеры чисто бульдоги, вцепятся, не уйдешь. И этот грек Канделаки здесь...постой, постой, а если ...мысль была удивительно проста и показалась мне в этот момент правильной - я журналист, в военное время имею чин майора, мои работодатели смогли заручиться поддержкой русского Генштаба для того, что бы я оказался здесь на Юге России, для написания сенсационных репортажей для своей газеты...ставим все с ног на голову, а там видно будет... а сейчас надо это попробовать...должно сработать». - Послушайте Федор, я вам хочу сказать больше, чем вы прочитали в моих бумагах. Координация совместных действий вашего и нашего флотов в этих широтах волнует меня меньше всего еще и потому, что какие могут быть действия? Ваш флот заперт на Балтике и Черном море и когда, и как, и на чем ваши миноносцы доберутся в воды Каспия – неизвестно. Потому…потому, в данный момент мне надо заручиться разрешением вашего командира и отправиться с вами в полет в качестве военного журналиста. Английская пресса и моя газета - я достал из внутреннего кармана свою пресс-карточку от Daily Telegraph - это для меня главное. Серия репортажей о полете в ранее недоступных для аэропланов южных горных районах, поднимет наш тираж и мои гонорары. ПризнАюсь – сначала я хотел воспользоваться рекомендацией вашего Генштаба и лететь в качестве военного представителя в том деле, о котором я вам говорил, но понимаю, что господин ротмистр может усмотреть в этом намерении нечто большее, чем координационные функции и тогда я зря проделал свой путь... истинную цель моего нахождения здесь вы теперь знаете. Штабс-капитан вертел мой документ в руках, рассеянно, как мне показалось, слушая мой экспромт. Лицо его ничего не выражало. Когда я закончил, он поднял на меня взгляд и сказал - Джеффри не водите меня за нос. Я не знаю, зачем вы здесь, хотя вы выложили две версии, но думаю Викентий Палыч...ах, да – Нечаев, естественно - речь о нем, все узнает непременно и скоро. Я – авиатор, он – контрразведчик, чувствуете разницу, Джеффри? Фон Тидебель сделал паузу и, видимо, хотел продолжить, но в проеме палатки показался вестовой, который недавно накрывал на стол, а сделавши это, исчез: – Ваше благородие, обратился он к штабс-капитану, - их высокоблагородие вас и... он запнулся…господина энтого… к себе приглашают...
МИГ: Штабс-капитан и майор вышли из палатки и направились к стоящему неподалеку аэроплану. Не дойдя нескольких шагов до трапа, они увидели показавшегося в проеме двери в фюзеляже ротмистра Изварина. Он был в комбинезоне, на котором виднелись следы масляных пятен. Вытирая руки ветошью, он спустился по трапу и вопросительно посмотрел на штабс-капитана. - Майор де Хэвиленд – представил нового персонажа фон Тидебель, - просит принять его…м-м-м…по вопросу участия …. – он замялся, подбирая слова… - Участия - какого, кого и в чем? – передав ветошь спустившемуся следом бортмеханику, спросил Изварин. Майор собрался ответить, видя затруднения фон Тидебеля, но…посмотрев на ротмистра, в одночасье лишился речи… Изварин посмотрел на де Хэвиленда и в глазах его внимательный наблюдатель увидел бы промелькнувшее изумление.. (К чести обоих, справиться со взаимным удивлением они смогли быстро…) - Извольте подняться в аэроплан, майор – Изварин пропустил англичанина вперед и поднявшись по ступеням трапа, закрыл дверь. Фон Тидебель ничего особенного не заметил. Изварин плотно закрыл дверь в фюзеляже и обернулся к стоящему за спиной майору. - Товарищ комбриг!... – возглас «майора» был остановлен предостерегающим жестом Изварина. - Тише, Сергей, - ротмистр почти упал в стоящее у стола плетеное кресло, - садись! Как ты здесь оказался? Да еще в таком виде… - Леопольд Эрастович, думаю, что мы не в прошлое попали, то есть не совсем в прошлое или не в НАШЕ с вами прошлое…у меня крамольная мысль возникла, насчет параллельного прошлого, - он замолк, не докончив фразы. Надо отдать должное нашим героям, они владели собой достаточно хорошо, видимо тому были причины и о них мы непременно узнаем. Прямо сейчас и начнем узнавать. А для это придется вернуться в прошлое, а вернее, перенестись в будущее…
МИГ: Будущее. 193... год. Рассказывает майор де Хэвиленд. Ночная дорога была плохо видна в свете фары моего Л-300. Бледный луч от неё выхватывал то тележную колею с отпечатками лошадиных подков посредине, то коровьи следы, заполонившие обочины этого узкого просёлка в окрестностях Ленинграда. Луны не было – несколько суток над городом и окрестностями висела низкая густая облачность, которая, видимо, очень хотела разразиться дождём, но всё ещё этого не сделала, и я был благодарен ей – управлять мотоциклом на раскисшей грунтовке, занятие не из приятных, да и промокнуть тоже не хотелось. Я должен был добраться к месту назначения в приличном виде. Как бы там ни было, всё пока шло хорошо. Постепенно мои глаза привыкали к ночной темноте, и я стал лучше видеть дорогу, проходящую по открытой местности. Но, оказавшись в лесу, который внезапно появился из темноты, пришлось сбавить скорость – стало ещё темнее, из-за почти смыкающихся в высоте верхушек старых елей, что подступали к самой дороге. Дело шло к двум часам ночи. Через километр с небольшим, я оказался в полосе густого тумана, пересекавшего дорогу - окрестные болота давали сырость. Стёкла моих мотоциклетных очков тут же запотели, сконденсировав на своей поверхности туманную влагу. Пришлось их снять. Скорость совсем упала – было очень трудно ехать в молочном мареве. Можно было наскочить на неожиданное препятствие - большой камень, лежащий на дороге или угодить в яму. Впереди был виден лишь светлый круг, луч фары упирался в туман, как в белую стену. Наконец, я остановился, не выключая зажигание, и продолжал сидеть на мотоцикле, который неровно подрагивал подо мной. Из планшета, висящего на ремне, на левом боку я достал карту-верстовку и, развернув её, наклонился вперёд, поднёс бумажный прямоугольник к совсем уже слабо светившей, из-за низких оборотов мотора, фаре. Оказалось, что до цели мне оставалось совсем немного, и я решил продолжить путь в тумане. У меня был приказ прибыть в конечную точку маршрута не позднее трёх часов ночи. Через двадцать минут осторожного движения я пробил крайнюю границу туманной завесы и оказался вновь на пустой ночной дороге. Стало веселее, я прибавил скорость и вот уже показалась окраина деревни, погруженной во тьму – ни луча света не выбивалось из окон. Въехав на улицу, которая едва угадывалась в темноте, я свернул налево и увидел силуэт дома, где меня ждали. Он располагался немного поодаль от остальных деревенских домов и выделялся своими размерами. Дом был кирпичный двухэтажный с мансардой и стоял в глубине двора, за высоким деревянным забором. Я выключил зажигание, и последние метры проехал накатом. Рискуя разрядить батарею, я не выключил фару, а стал осматриваться. Но это длилось недолго, на высокой веранде с негромким мелодичным скрипом открылась входная дверь и в освещённом проёме показалась фигура человека, с керосиновой лампой в руке. Я выключил фару, и, поставив мотоцикл на боковой упор, пошёл к калитке в заборе. Не дойдя до неё, я остановился, ожидая, когда мне откроют. Шаги по ту сторону забора приближались, я услышал стук открывающегося засова, и калитка распахнулась. За ней в свете лампы была видна фигура человека, на первый взгляд лет сорока пяти, в мягкой домашней куртке свободного покроя. Он стоял, держа в левой руке лампу, правая была в кармане куртки. Я сразу оценил предусмотрительность моего визави и тотчас произнёс условленную фразу: – Париж, бульвар Батиньоль, мы там, кажется, встречались? Человек внимательно посмотрел на меня и ответил: – Думаю, вы ошибаетесь, мы виделись с вами на улице Гобеленов. Не так ли? - Действительно. Запамятовал. Я плохо знаю Париж. Человек кивнул и приглашающим жестом указал мне на раскрытую калитку. - Заведите мотоцикл во двор, от посторонних глаз – сказал хозяин дома, - я посвечу. Так я и сделал, прокатив мотоцикл к самому крыльцу. - А теперь - в дом, милости прошу. Пропустив меня вперёд, он вошёл следом и закрыл дверь. Я стоял на пороге большой комнаты, освещённой ещё одной керосиновой лампой, стоящей на круглом столе посредине. За моей спиной послышался скрип ключа в замке и следом, звук закрываемого засова. - Проходите в комнату, вот кресло, устраивайтесь. Чаю не хотите? Хоть и поздно, но я ночами работаю, и чай у меня всегда на плите, горячий. - Спасибо, не откажусь. Продрог немного в нашей сырости. Через пару минут на столе стояли два стакана с чаем в серебряных подстаканниках, рафинад искрился в открытой сахарнице. Печенье на блюдце и розетка с малиновым вареньем дополняли картину. Усевшись напротив меня и сделав пару глотков, хозяин дома произнёс: - А теперь не мешает представиться друг другу, молодой человек. Я встал и назвал себя: – Старший лейтенант Панкратов. - Садитесь, товарищ Панкратов, вы же не на службе, а у меня в гостях. Меня зовут Василий Витальевич Шельга. Отставной чекист. Так скажем. А как вас зовут? - Алексей. У меня к вам пакет, товарищ Шельга – с этими словами я достал из планшета пакет и передал его через стол. Василий Витальевич взял пакет и, поднеся его к свету стоящей на столе лампы, стал рассматривать сургучную печать на боку. Потом он улыбнулся и произнёс: - УзнаЮ, Пал Палыча! Всегда аккуратен. И продолжил: -Да вы пейте чай, варенье малиновое с печеньем ешьте, а я с вашего разрешения пока почитаю. Он достал из наружного кармана куртки очки в железной оправе и, водрузив их на переносицу, вскрыл пакет, достал оттуда вложенное письмо и углубился в чтение. Я сидел и прихлёбывал чай, который оказался очень вкусным и ожидал, когда он закончит чтение. Прошло несколько минут, прежде, чем он опустил письмо на стол и взял свой стакан в руки. Он не пил чай, а словно грелся, сжимая подстаканник в ладонях. И смотрел при этом мимо меня в глубину комнаты. Потом слегка встряхнул головой, взгляд его встретился с моим взглядом. - Так, значит, товарища Смоленцева интересует господин Гарин и компания? – полувопросительно произнёс он, - ну что же, надо, значит надо. Старому товарищу не откажешь. Приготовьтесь слушать, молодой человек. Чай допили, печенье попробовали? Разговор у нас будет долгий. Я согласно кивнул и старый чекист начал свой рассказ
полная версия страницы