Форум » Воспоминания о ШМАС и дальнейшей службе в авиации » Казарма » Ответить

Казарма

82-й: Казарма. Википедия: Казарма — объект для длительного размещения личного состава военных формирований. Словарь Даля: Казарма - ж. или мн. казармы, здание для помещенья воинских чинов всем составом. Солдатский фольклор: Казарма – дом родной. Утром 15 мая 1973 года я прибыл в Райвоенкомат по повестке о призыве в Советскую Армию с вещами и родителями. Оттуда нас автобусами отвезли на ГСП – городской сборный пункт. ГСП – огромное здание школьного типа, где находятся новобранцы до момента, пока “покупатели” их не разберут по войсковым частям для дальнейшего прохождения службы. За несколько месяцев до призыва в Райвоенкомате мне проставили в учётной карточке будущую мою военно-учётную специальность – электромеханик. Ещё мне сказали, что служить я буду на Севере в радиолокационных частях. Энтузиазма это сообщение у меня не вызвало. Кому охота ехать на южный берег Северного Ледовитого океана? Но выбора у меня не было. Поэтому на ГСП я уселся на жёсткую скамейку в большом зале, середина которого была сплошь заставлена топчанами, обтянутыми чёрным дерматином, и стал ждать. В зале слонялись и сидели на топчанах (лежать на топчанах в дневное время было запрещено) и лавках десятки молодых парней. Все были одеты по-разному. Каким-то образом все были предупреждены о том, что одеваться надо в старые вещи, так как в части все новые вещи отберут. Я был одет в обычную свою одежду: рубашка, брюки, короткая куртка из ткани, замшевые туфли. Собственно у меня и в одежде особого выбора не имелось. Жили довольно скромно. До армии я успел полтора года поработать, но молодому человеку со средним образованием, оклад жалованья в 62 рубля 50 копеек “грязными”, а в последствии 70 рублей, не позволял обзавестись гардеробом на все случаи жизни. Примерно так же были одеты и остальные. В зале выделялись фигуры в ватниках и сапогах, даже с шапками ушанками в руках. Очевидно, это были ребята, которых опытные родственники снарядили на все случаи жизни. До сих пор помню, как я позавидовал одному наголо остриженному парню, одетому в гимнастёрку без погон, армейские шаровары и кирзовые сапоги. Мне казалось, что уж он-то лучше всех впишется в грядущую армейскую жизнь. Почти все временные обитатели ГСП находились в той, или иной стадии опьянения. У некоторых в сумках и обшарпанных чемоданчиках было припасено спиртное, которое почти не скрываясь распивали во временных компаниях, закусывая домашней снедью. По счастью ночевать на ГСП мне не пришлось. Во второй половине дня меня вместе с десятком парней забрал сержант-срочник с голубыми погонами на кителе и с авиационными петлицами. Сержант был настроен благодушно. Для него это была приятная необременительная преддембельская поездка за “молодыми”. Назывались мы теперь “команда” и на поезде нас отвезли в город Вышний Волочёк – в ШМАС. В мой первый армейский дом. За время прохождения воинской службы в рядах Советской Армии в 1973 – 1975 годах, в общей сложности я жил в пяти казармах. Казарма в Вышнем Волочке. Казарма в числе других сооружений, относящихся к военной авиационной школе механиков №5, располагалась на территории бывшего женского монастыря. Сейчас я знаю, как он назывался, когда был создан, и что с ним стало после Революции 1917 года. А тогда, в мае 1973 года, мне это было откровенно безразлично. Надо было начинать совершенно новую и незнакомую жизнь в большом армейском коллективе. Наша казарма была построена из серого кирпича. Она была трёхэтажная, и была накрыта высокой скатной кровлей. Сейчас сооружений ШМАС №5 не существует в природе. После 1995 года казармы, столовая, учебные классы, плац были уничтожены. Остались отдельные строения, которые пока используются на нужды монастыря. Фотографий казармы у меня нет. Очень похожие сооружения можно увидеть в фильме “Максим Перепелица”. А фильм “Весенний призыв”, как мне показалось, вообще снимался в ШМАС №5, так в нём всё похоже на мои воспоминания. Это я про последние кадры фильма, когда солдаты принимают присягу на плацу. Наша 11 рота жила на 2-м этаже одной из казарм. На улице перед широкими дверями в казарму располагалось длинное металлическое прямоугольное корыто, заполненное мутной водой. Рядом на стальных стойках висели деревянные палки с намотанными на них тряпками. В этих корытах мы мыли сапоги перед тем, как войти в казарму. Если помывкой сапог занимаются одновременно десятки человек в условиях нехватки времени, то на всех помывочного инструмента не хватает, и тогда мы черпали в ладонь воду из корыта и руками мыли сапоги. Надо было спешить, так как до построения необходимо было ещё и почистить сапоги гуталином. Чистые сапоги в ШМАС были нашей паранойей, так как грязные сапоги на построении – это 100% гарантированный наряд на работы в роте, или вне роты. На противоположной стороне от корыта с водой находилась длинная низкая деревянная стойка для чистки сапог гуталином. Конечно, это был не гражданский гуталин, а нечто густое масляно-чёрное с резким скипидарным запахом. Оно хранилось в круглом открытом бачке у входа в казарму. Рядом с бачком висело на стойках несколько щёток для чистки сапог со слипшейся от “гуталина” щетиной. Их тоже не хватало, поэтому почти все таскали в кармане шаровар свои личные щётки, завёрнутые в перепачканные листки бумаги. Сапоги мы чистили помногу раз в день. Особенно страшно было после дождей весной и осенью. На старых сохранившихся фотографиях ещё виден этот лихорадочный блеск на наших курсантских сапогах. За деревянной распашной дверью находилась бетонная площадка с входом в казарменное помещение 1-го этажа, и широкий лестничный марш, который в три приёма выводил нас к двери в наше казарменное помещение. Три пролёта лестницы – это плата за высокий потолок казарменных помещений. В чистоте высота этажа была, очевидно, около 5-ти метров. Открыв дверь, мы попадали в коридор без окон. Справа была глухая стена, а слева стена с дверью, за которой находилось оружейное помещение, где хранились наши СКС, боеприпасы к ним и сумки с противогазами. Далее, слева рядом с тумбочкой, стоял дневальный по роте. Направо открывалась широкая панорама площадки для построений и спального помещения. Перекрытия помещения опирались на большие квадратные столбы. На потолке над площадкой для построений были прикручены турники для физических занятий зимой и в непогоду. Дневным светом площадка освещалась через окна, выходящие в сторону плаца. В огромном спальном помещении на 150 человек плотными рядами стояли двухъярусные железные койки. Койки стояли сдвинутыми попарно, так, чтобы между длинными сторонами коек оставался узкий проход. В каждом проходе в головах постелей стояло по четыре деревянных тумбочки для личных вещей курсантов. Две тумбочки стояли на полу, а ещё две стояли на нижних тумбочках. Для каждого взвода был выделен свой, так называемый кубрик. Кубрик не имел стен. Стенами были спинки кроватей и тумбочки соседних кубриков. В ногах постелей, в довольно широком проходе от площадки для построений до стенки фасада, выходящего в сторону Октябрьской железной дороги, стояли прочные деревянные табуреты. Табуреты были окрашены в коричневую масляную краску и имели в сидении горизонтальную прорезь, предназначенную для переноски табурета одной рукой. Таким образом, для каждого “островка” из двух двухъярусных коек были предназначены по четыре табурета. Перед командой отбой мы складывали на эти табуреты свою форму. Делалось это всегда в спешке, но аккуратно. Сначала на табурет укладывались сложенные несколько раз шаровары. Поверх них помещалась сложенная пополам погонами вверх, рукавами внутрь гимнастёрка. Причём укладывалась гимнастёрка на шаровары таким образом, чтобы подворотничок был направлен в сторону прохода. Поверх всего укладывалась фуражка, козырьком в сторону прохода. Под табуреткой надо было поставить носками в сторону прохода вычищенные сапоги и положить поверх раструбов голенищ расправленные для просушки портянки. В дневное время сами койки должны были выглядеть абсолютно единообразно. Койка имела панцирную сетку, поверх которой укладывался продавленный многими поколениями курсантов ватный матрас. Поверх матраса натягивалась простыня. Поверх простыни складывалась ещё она, пододеяльная простыня, и уже потом натягивалось армейское одеяло. Армейское одеяло – это шерстяное одеяло тёмно-синего цвета с тремя белыми полосками в головах и ногах. Армейское одеяло натягивалось для придания постели прямоугольной единообразной формы. Края постели равнялись табуреткой. Полоски на одеялах разных постелей равнялись одна к одной. В обязанности дневальных, в том числе, входило выравнивание полосок на одеялах постелей взводов по шнурку. Поверх натянутой и отформованной постели аккуратно укладывалась предварительно взбитая подушка с выровненными углами. Разумеется, все подушки должны были быть выровнены единообразно. На перилах в головах каждой постели, ближе к межкоечному проходу, вывешивалось по аккуратно сложенному белому вафельному полотенцу для умывания. В ногах каждой постели аналогично вывешивалось по полотенцу для ног. Ещё в нашей казарме на этаже находилась “Ленинская комната”, каптёрка с сушилкой, бытовая комната и туалет. Туалет находился слева от тумбочки дневального. Пользоваться туалетом курсантам разрешалось: летом - только после отбоя, а зимой – круглосуточно. Это потому, что умывальники и уборная с выгребной ямой находились на улице. Дальше шла бытовая комната с утюгами и гладильными досками. Следующее помещение – это “Ленинская комната” с ротной стенгазетой, подшивками центральных газет, столами для занятий и плакатами на стенах. И, наконец, каптёрка с сушилкой, место обитания старшины роты. И, вот, в этой казарме я прожил больше полугода. Свободного времени у нас почти, что и не было. Это только так, ради порядка существует в распорядке дня понятие “личное время”. Личное время тратилось на подшивку подворотничков, чистота которых контролировалась регулярно, чистку сапог, чистку пряги на ремне, иногда на писание писем на родину. Вы видели когда-нибудь одновременный подъём по команде “Рота! Подъём! Выходи строиться! Форма построения такая-то” 150-ти человек? Причём все эти 150-т человек стремятся одеться и стать в строй в течение пресловутых 45-ти секунд? Вы видели когда-нибудь массовые показательные “полёты” всей роты по несколько раз за вечер? Полёты, после которых с внутренней поверхности оконных стёкол течёт вода, сконденсировавшаяся из паров выдыхаемого курсантскими лёгкими воздуха? Вы натирали до блеска после отбоя деревянные полы мастикой, используя “машку” ? (“Машка” – сленговое название утяжеленной щётки.) Вы заправляли по-много раз перевернутые старшиной постели, усмотревшего в небрежной заправке особую “борзость” курсантов? Вы спали месяцами в общей комнате с таким великим множеством людей? Вы помните, как крепко пахло в казарме грязными портянками, сапожной ваксой и потом? Если вы всё это видели, делали, помните, то сами понимаете, какое отношение вызывает одно слово “казарма”. И, тем не менее, эта казарма стала нашим настоящим домом. Мы поняли это, когда пришла пора уезжать из нашей курсантской казармы в неизвестность далёких гарнизонов.

Ответов - 16

82-й: Казарма сводной роты в Ахтубинске. В общей сложности я прожил в этой казарме недели две. Первый раз это было сразу по прибытию из Вышнего Волочка. Нас поселили в казарме в ожидании рейса на полуостров Бузачи. Самолёт на полуостров летал один раз в две недели, и в казарме мы прожили дней восемь. Где располагалась казарма я уже не помню. Осталось воспоминание об огромном помещении заставленном двухэтажными койками. По названию вы понимаете, что кто только в этой роте не жил. По сравнению с порядками в ШМАС, в сводной роте был бардак. Огромное количество солдат разных аэродромных и штабных специальностей, всех возможных призывов. Разобраться в субординационных отношениях в сводной роте было трудно. Но в ней мы поняли, что такое "дедовщина", о которой нам намекали сержанты в ШМАС. Собственно, понятно, что разгружать вагоны с углём послали нас. Был декабрь месяц, и мы чудно провели время. Второй раз в казарме сводной роты я оказался, когда меня командировали для работы на компараторе в гарнизон. К этому времени я уже отслужил почти полтора года, и в сводной роте мне было гораздо легче адаптироваться. Казарма на полуострове Бузачи. На полуостров мы прилетели в декабре 1973 года. Летели на грузовом Ил-14. Несколько откидных сидений за пилотской кабиной были заняты офицерами, так что несколько часов полёта мы с напарником провели сидя на ящиках с продовольствием, рядом с бочками с квашенной капустой. Было холодно и тоскливо. Мы понимали что летим на край света. В те времена в Бузачах был полевой аэродром. Взлётная полоса была выложена перфорированными стальными плитами. Рядом с полосой стоял домик радиостанции и ещё несколько строений. Сама часть располагалась метрах в пятистах от берега Каспийского моря, которое уже успело замёрзнуть. До сих пор помню этот зимний, пропахший полынью морозный воздух. С одной стороны до горизонта было море серого песка покрытого сухими стеблями полыни. С другой стороны до горизонта было замёрзшее море с десятком кораблей-мишеней километрах в полутора от берега. Кроме кирпичной башни измерительного поста, на вершине которой под куполом стоял КТ-50, все сооружения части были одноэтажные, каркасно-засыпного типа, и покрыты слоем штукатурки. Да и было этих сооружений очень мало. Штаб с караульным помещением. Одна солдатская казарма. Одна офицерская казарма. Что-то типа клуба. Столовая. Баня. Хоздвор. Дизельная электростанция. Разместили нас, понятное дело в солдатской казарме. Стояла зима. Побережье было открыто для ветра с любой стороны. Этот ветер, разогнавшись над сотнями километров плоской поверхности или моря, или пустыни, вышибал из казармы всё тепло. Казарма отапливалась посредством водяного отопления. Вода в гладких трубах-регистрах нагревалась угольной печью, которая стояла в бетонированном приямке за стенкой, слева от входа в казарму. Койки в казарме были одноэтажные. И вообще, в части было относительно мало людей. Всего человек пятьдесят - шестьдесят, вместе с офицерами. Это был край обитаемого мира. Источник с пресной водой находился в шестидесяти километрах от части. Ближайшим городом был Форт-Шевченко на полуострове Мангышлак. Самолёт прилетал один раз в две недели. Телевидения не было. Только радио, которое мы слышали в 6-00. В момент подъёма над частью звучал Гимн. Кстати, в наше пребывание в Бузачах в здании радиостанции случился пожар, всё выгорело и связь отсутствовала вообще. Нас тут же запрягли в службу по системе: через день на ремень, через два на кухню. Но речь о казарме. А на самом деле о печке. Дневальный по роте должен был топить печь углём и обслуживать её, периодически вылавливая шлак из раскалённых недр. Зашлакованная печка потухала. И если ты ночью допускал такое безобразие, то в казарме становилось холодно. И что с тобой за это справедливо сделают твои боевые товарищи - старослужащие? Искусством ловли шлака мы старались овладеть в первую очередь. Там было ещё много чего интересного, но месяца через два после прибытия, нас откомандировали опять в Ахтубинск, и оттуда почти сразу нас отвезли в Грошево. Наверное понятно, что при таком образе жизни я в Бузачах обязанностей механика-аэрофотографа не выполнял. Мало того, этот период моей службы отмечен такой записью в военном билете: элекр.мех., что явно означает электромеханик. Не исключено, что если бы я остался служить в Бузачах, то работать пришлось бы не по специальности, полученной в ШМАС №5. Что это такое? Смотри по тексту.

82-й: Казарма на Третьем Измерительном Посту. Про это самое чудесное место на земле я уже рассказывал в "Меморандуме". Дабы не отсылать вас на поиски, я продублирую описание. Измерительный Пост - Тройка был сооружён годах в 50-60-х из кирпича, впоследствии неоднократно побелённого извёсткой. На первом этаже Тройки, если подняться на крыльцо по трём ступеням и войти в дверь, располагались следующие помещения: слева – длинная комната на два окна, где был ЦПУ всеми КФТ ИПов; справа – такое же помещение, где стояли наши двухъярусные койки, и куда выходило три побеленных стороны дровяной печки (печка никогда не топилась, так как зимой помещение спальной обогревалось большим электрическим “козлом” – асбестовой трубой, с намотанной на неё нихромовой спиралью). А на печку, мы все дружно, в дни “изобилия”, бросали недокуренные сигареты. Курили исключительно то, что было по карману купить в грошевском буфете, а именно: сигареты “Прима”, ”Памир”, ”Дымок”; папиросы “Беломорканал” и “Север”. Я предпочитал курить “Памир” – десять копеек пачка, и крепкие, накуриваешься сразу. Потом, когда сигареты и деньги заканчивались, кто-то лез на печку, и дня два мы ещё курили “чинари”. Кстати, в те времена была распространено обращение: “Друг, оставь покурить!” И мы оставляли друг другу недокуренную сигарету. А, иногда, курили одну сигарету на троих – четверых бойцов. Ну, вот, а по центру нашей Тройки была кухня с кладовкой, где мы готовили себе пищу (продукты мы получали раз в неделю на кухне в части – тушёнку в жестяных банках, томатную пасту, макароны, крупу, картошку, лук, морковь, комбижир, чай, брикеты киселя, сахар, масло). Холодильника у нас не было, поэтому масло хранили в кастрюле с водой, и съедали его в первые же три – четыре дня. На дежурство по кухне заступали по очереди мы – весенний призыв, так как осенний призыв предпочитал готовкой не заниматься. Из нас особенно никто не возражал, потому, как лучше варить кашу на Тройке, чем жить в общей казарме в части. К тому же, повар всегда сыт. Из холла первого этажа [полы вроде бы бетонные, а вроде и выложенные керамической плиткой – не помню; стены крашены зелёной (или синей, не помню) масляной краской; потолки побеленные] на второй этаж поднимались по довольно широкой, но крутой (45°) лестнице. Там, с промежуточной площадки можно было попасть в служебную комнату полигонщиков. Они там находились во время спецработ (между полётами и обстрелами полигона) и наблюдали с крыши над нашей спальней в свои 20-ти кратные биноктары за тем, куда падают бомбы и ракеты. С этой же площадки, поднявшись на один пролёт лестницы можно было попасть на крышу башни ИП-3. Там были установлены два КФТ, и металлический стол, на котором располагался аппарат ГГС (Громко Говорящая Связь). Так вот, Тройка была нашим настоящим Домом. И я всегда очень тепло вспоминаю месяцы жизни, проведенные на Тройке и в её окрестностях. Там, почти на горизонте...

82-й: Казарма в Грошево. Это был мой последний армейский дом. По счастью, как и ИП-3, здание казармы существует по сей день. Это кирпичное двухэтажное здание со скатной кровлей. На первом этаже располагался личный состав нашей автороты, чей парк находился напротив казармы, с другой стороны бетонки, ведущей из ниоткуда в никуда. Из ниоткуда в никуда – так казалось, если стоя на бетонке ты смотрел вдоль неё влево и вправо. В обоих направлениях бетонка из дорожных плит скрывалась за горизонтом. Раньше на обочине бетонки стоял домик КПП, а бетонку перегораживал шлагбаум. Сейчас КПП похоже снят. На втором этаже была казарма, где жили все остальные обитатели части, в том числе и мы. Поднявшись по лестнице вы оказывались в широком проёме, ведущем в коридор для построений. Напротив проёма стоял у тумбочки дневальный. Справа в торце коридора была дверь в Ленинскую комнату, где был даже телевизор. Перед ней была дверь в каптёрку старшины роты, прапорщика Дюрягина. Человек он был справедливый и никогда солдат зря не обижал. Слева от проёма располагалась дверь в сушилку и, следом, дверь в умывальную комнату с несколькими рядами групповых умывальников и кранами с холодной водой. Уборная находилась во дворе, метрах в 50-ти от казармы. За спиной дневального была стенка, за которой находилось спальное помещение на два отсека. В спальном помещении кроме двухъярусных железных коек, деревянных табуретов и тумбочек, стояли мощные деревянные армейские вешалки для шинелей. Шинели на них болтались не как попало, а сложенные по-вдоль пополам и единообразно вывешенные правым бортом. Так, чтобы можно было опознать свою шинель, отогнув правый уголок воротника. В правом уголке была нашита тряпица из белого полотна с написанной от руки шариковой авторучкой фамилией владельца. Кстати шинель у меня упёрли весной. Эта шинель была у меня ещё со ШМАС, но кто-то из осеннего призыва, уходящего после нас, польстился на неё. Устраивать разборки было бесполезно, потому что у каждого солдата всегда было место, куда можно было спрятать всё что угодно. Практически все солдаты в нашей части имели технические специальности и соответствующие им должности. И, естественно, у них были свои рабочие места вне пределов казармы, и даже территории части. Без своей шинели весной я обошёлся. Когда же перед дембелем пришла пора сдавать числящееся за мной вещевое довольствие, я, нисколько не мучаясь угрызениями совести, сдал чью-то шинель с вешалки. Естественно, это была шинель солдата не моего призыва. Дверь в спальные отсеки была по левую руку от дневального. Спальные отсеки освещались естественным светом через окна выходящие в сторону бетонки. А по правую руку от него, в торце коридора, было помещение бытовой комнаты. Не очень уверенно, но помнится, что оружейная комната была на первом этаже, рядом с помещениями для автороты. Рядом со входом в казарму, справа, была беседка-курилка, обсаженная кустарником и деревьями. Сейчас я её не разглядел. Напротив входа в казарму стоял маленький одноэтажный домик амбулатории. Чуть подальше стояло здание солдатской бани. А столовая располагалась рядом с казармой, справа от неё, если стоять лицом к входу в казарму. Но ходили мы в столовую по асфальтовой дорожке вдоль бетонки, предварительно обогнув угол казармы. Сейчас между казармой и столовой виднеется крыша какого-то строения. Воспоминание просто ради факта. В новогоднюю ночь с 1974 на 1975 год в наших краях шёл проливной дождь. Слева от казармы, на углу образовалась огромная лужа, ярко блестевшая в свете фонаря, прикреплённого к стенке торца казармы. Мы построились у входа для движения на ужин, и по команде зашагали по этой луже в столовую. Даже тогда, тридцать три года назад, Грошево представлял собой оазис зелени посередине степи. На территории части было много деревьев и кустарников. Сейчас эти деревья стали ещё выше. Но там нас уже нет.


82-й: Старая армия. «Казарма» Какая? Этот вопрос имеет существенное значение, ибо жизнь казарменная носила различные черты, в зависимости от многих причин. От того округа, в котором расположена была часть — округа пограничные (Варшавский, Виленский, Киевский) и столичный во всех отношениях стояли выше внутренних; от рода оружия — в артиллерии, например, отношения начальника к солдату были мягче; от части, ее традиций, личности командира и т. д. Наконец, от периода: после японской войны и потрясений первой революции быт солдатский претерпел повсюду некоторые изменения к лучшему, много раньше намечавшиеся в передовых округах. Тем не менее на всех долготах и широтах, во всех концах необъятной России казарма имела много черт общих, неизменных или очень медленно менявшихся. Ибо быт солдатский, помимо технических особенностей военной службы, являлся неотделимой частью народного быта, отражая в себе ступени культурного развития народа, его потребностей, привычек, домашних, общественных и социальных отношений. А быт народа в нормальные периоды его жизни не меняется десятилетиями. Я хочу дать некоторый синтез казармы, основанный на соприкосновении с нею во многих войсковых частях, в четырех округах, в различном служебном положении — от рядового до полкового командира. Внося лишь в общую картину пехотной казармы частные дополнения, обусловленные местом и временем. [331] ............................................................................................................. ............................................................................................................. комендант Новогеоргиевской крепости, посетив однажды пехотные казармы в сопровождении своего начальника штаба, и, желая испытать познания солдат, вдруг приказал одному из них: — Коли начальника штаба! Солдат, не раздумывая ни секунды, вскинул ружье и готов был сделать выпад... Грузный начальник штаба отпрянул в сторону, а комендант успел ухватиться за ружье. Между генералами началось резкое объяснение, и исполнительный солдат так и не узнал — надо было или нет пропороть живот начальнику штаба. Впрочем, закон до известной степени ограждал его судьбу: статья 69-я Воинского устава о наказаниях освобождала подчиненного от ответственности, если он не сознавал преступности предписанного ему деяния. А вот как в аналогичном случае поступили немцы (1908). Лейтенант Шелькамп во время фехтования приказал рядовому Беккеру нанести ему, лейтенанту, удар штыком в грудь. Беккер отказался, был предан суду за неисполнение приказа в строю и присужден к заключению в военную [368] тюрьму на 43 дня. Высшая инстанция, однако, отменила приговор и освободила Беккера на том основании, что он не исполнил приказа... вследствие ограниченности умственных способностей. http://militera.lib.ru/memo/russian/denikin_ai4/09.html Пройдите по ссылке, почитайте главу про казарму, не пожалеете.

82-й: Олег Меньшиков Сибирский пленник © Андрей Ванденко, Premiere № 9, октябрь 1998 г. ............................................................................ - Но я вас перебил. Вы рассказывали, почему было трудно играть Андрея Толстого. - Требовалось особое состояние. Как вернуть себя на два десятилетия назад, сбросить груз прожитых лет? Никита Сергеевич выразился следующим образом: "Куда деть опыт и мудрость?" - Отец-отставник помогал вам входить в образ военного перед съемками? - Услуги родственников мне в данном случае не понадобились. Кроме всего прочего, нас ведь на три месяца отправили в Кострому, в военное училище. - У вас ведь и до этого был какой-то армейский опыт? - Что значит "какой-то"? Перед вами - сержант, командир взвода. - Можно я не буду вам отдавать честь? - Да из меня такой вояка... Я же служил в театре Советской Армии, и под моим началом были коллеги-артисты. Вывешивал списки нарядов: кому - на монтаж декораций, кому - на уборку территории, вот и все мое командирство... Замечательно служили! И с ребятами хорошими познакомился: Денис Евстигнеев, покойный Игорь Нефедов, Антон Табаков. Правда, видимся сейчас очень редко. - Но вернемся в Кострому. Всем известно, как Меньшиков не любит репетировать. - Да, не люблю. Однако это было совсем другое. Михалков гениально сделал, когда отвез нас в училище. Иначе не удалось бы сначала создать, а затем передать атмосферу юнкерского братства. Такое нельзя сыграть на голом профессионализме. Тут чувства в ход идут. Это был совершенно необычный эксперимент, ничего похожего в моей жизни еще не случалось, хотя поначалу решиться на поездку в Кострому было непросто. Не скрою, я привык к несколько иным условиям жизни. - Каким? - Хорошим. - Джип "Мерседес", который стоит под окнами, ваш? - Мой... Словом, на эту казарменную жизнь я пошел не без опаски, но в то же время и с некоторой радостью. Представлял, что меня ждет: очко в сортире, холодная вода в умывальнике... Но ничего, выжил. Конечно, у меня были некоторые поблажки - за заслуги перед отечественной культурой (смеется). - Неужели персональный клозет с туалетной бумагой выделили? - Щас! Мне баня полагалась два раза в неделю, а не один, как всем прочим. Питались мы очень хорошо, но, конечно, никаких особых разносолов не было. - Мобильным телефоном пользовались? - Если бы. Не добивал туда, к сожалению. - А увольнительные вам давали? - Один, два, три... Трижды. - В самоволки к девкам бегали? - Я вам сейчас скажу, а вы тут же напишете. Что люди подумают? - Что Меньшикову ничего не чуждо. - Не чуждо, но при чем тут самоволки? Мы слегка нарушали режим выпивкой, только и всего. Куда бежать зимой? Тридцать градусов мороза на улице! Перепрыгнешь через забор и пойдешь бродить по городу в юнкерской шинели, чтобы люди от тебя шарахались? Относительная романтика... Нам и без этого скучать не приходилось: подъем в шесть утра и - бегом. - То есть, вас гоняли по полной программе? - Абсолютно. - Вы жили в общей казарме? - Нам с Ильиным выделили малюсенькую комнатушку за стенкой. Сначала я рванул спать вместе со всеми, но меня Володя резко тормознул: "Олежа, не спеши! Переночуй разок отдельно, а потом решай". Я горячился: "Зачем? Хочу с ребятами. Иначе какой смысл был сюда ехать?" А Ильин повторял: "Не торопись". Позже я понял: Володя оказался прав на сто процентов. - Почему? - Тяжко в общей казарме. Семьдесят человек лежат под одной крышей. Чем дышать? - Еще и храпят, наверное? - Сквозь стенку слышно! ..................................... http://menshikov.find-info.ru/view/menshikov/014/1396.htm

Admin: ...Товарищ Сталин соломоновы решения находил для любой проблемы. А если нет решения, есть советники, которые подскажут. Решение подсказал 7 декабря 1940 года Начальник Главного управления ВВС генерал-лейтенант авиации Павел Рычагов: всем, кто окончил летные училища и школы, офицерских званий не присваивать. Следовательно, квартир для новых летчиков строить не надо, денег больших платить не надо, и в форму щегольскую их одевать незачем. Есть в некоторых странах исключения: военный летчик — сержант. Но это там, где материальное положение и общественный статус сержанта ближе к офицеру, чем к солдату. У нас же сержант срочной службы — бесправный рекрут. Спит он в казарме вместе с солдатами, ест ту же кашу, носит те же кирзовые сапоги. Сержанта отпускают в увольнение, как и солдата: в месяц раз или два на несколько часов. А могут не отпустить. Нет смысла рассказывать, что такое советская казарма. Советскую казарму надо познать. Мой личный опыт жизни в образцово-показательных казармах — 10 лет, с июля 1958 года по июль 1968. Образцовая казарма — это спальное помещение на двести — триста человек; это кровати в линейку и пол со сверканием; это подъем и отбой в тридцать секунд; это старшина, орущий без перерыва все десять лет (старшины менялись, но крик так ни разу и не прервался). Советская казарма — это прелести, на описание которых одной книги никак не хватит. Живется в казарме легко, ибо каждого солдата ждет дембель. "Дембель неизбежен, как крушение капитализма!" — писали наши солдатики на стенах. Еще легче живется в казарме курсанту, ибо ждет его офицерское звание, а к офицерскому званию много чего прилагается. Начальник ГУ ВВС генерал-лейтенант авиации Павел Рычагов сам прошел через советскую казарму, он окончил летную школу в 1931 году. В 1940 году генерал-лейтенанту авиации Рычагову 29 лет от роду. В его ушах, наверное, и крик старшины еще не утих. И вот он предлагает Сталину выпускникам летных и технических училищ офицерских званий не присваивать, после выпуска присвоить им сержантские звания и оставить на казарменном положении. Тот, кто в образцовой казарме не жил, оценить глубину этого зверства не может. Курсант советский доходит до выпуска только потому, что в конце тоннеля — свет. Курсант советский идет к выпуску, как ишак за морковкой, которая для приманки перед носом на веревочке вывешивается. Правда, в конце пути ему ту морковку скармливают. Но окончить офицерское училище и той морковки в конце пути не получить... Тем курсантам, которых принимали в училища в 1940 году, не так обидно: их учили по коротким программам и ничего с самого начала не обещали. Но в 1940 году многие тысячи курсантов завершали летные училища еще по старым полным трехгодичным программам. И вот прямо перед выпуском, который снился каждому курсанту каждую ночь, они получают сталинско-рычаговский сюрприз: офицерских званий не будет. В пору кричать: "Вот тебе, бабушка, и Юрьев день!". Шел энтузиаст в офицерское училище, отдал Родине юность в обмен на лейтенантские кубари, а ему усатый дядя по выпуску объявляет: не будет кубарей! В мемуарах советских летчиков эту ситуацию мы часто встречаем: "Прибыло молодое пополнение. Это были пилоты, окончившие нормальные военные авиационные училища с трехгодичным сроком обучения, но получившие при выпуске воинские звания "сержант". (Генерал-лейтенант авиации Л.В. Жолудев. Стальная эскадрилья. С. 41). А генерал-майор авиации В.А. Кузнецов был среди тех, кого из офицерского училища выпустили сержантом. В начале войны он попал в полк, который формировали в тылу, и встретились летчики, которых ранее выпустили лейтенантами, и те, которых выпустили чуть позже сержантами. "В огромной казарме неуютно. В два яруса стоят железные солдатские койки... В казарме очень тесно... Сержанты с восхищением и нескрываемой завистью поглядывают на вишневые кубики и красивую, хорошо сшитую форму..." А потом построение. Появляются командир полка Николаев и комиссар Шведов. "Полковник сделал несколько шагов, остановился, с каким-то изумлением посмотрел на строй, потом на Шведова и, показывая в нашу сторону рукой, спросил: "Кто это?" Шведов что-то ответил. Николаев молча повернулся и зашагал к штабу. За ним направился и комиссар. "Птенцы!" — донеслось до нас уже издали..." Возвращается комиссар: " — Командир полка недоволен равнением в строю и внешним видом. Худые какие-то...". (Серебряные крылья. С. 3-6). Летчики явно не соколы. Недокормленные петушки из инкубатора. Если называть веши своими именами, то в отношении десятков тысяч молодых пилотов Сталин с Рычаговым применили прием мелких шулеров: объяснили начинающим правила игры, долго играли, а потом в конце игры объявили, что правила изменились... Но оставим вопросы морали. Вопрос юридический: на каком основании держать пилотов-сержантов в Красной Армии? Выпускники 1940-1941 годов пришли добровольно в авиационные училища и школы в 1937-1938 годах, когда всеобщей воинской обязанности не было. До сентября 1939 года в армию, авиацию и на флот призывали лишь некоторых. Срок службы в авиации был 2 года. В 1937-1938 голах молодые парни добровольно выбрали вместо двух необязательных лет солдатчины 3 каторжных курсантских года. 1 сентября 1939 года была введена всеобщая воинская обязанность и сроки службы увеличены: в авиации стали служить по три года вместо двух. Курсантские годы засчитываются как действительная воинская служба — дайте им офицерские звания и держите в авиации до самой пенсии или отпустите по домам: по три года казармы они отбыли. Больше по закону не положено. Не придумать основания, на котором их можно держать в военной авиации, да еще и на казарменном положении, то есть на положении невольников в клетках. Но Рычагов придумал. Сталин одобрил. Новый закон: срок обязательной службы в авиации увеличить до 4 лет. Верховный Совет единогласно проголосовал, и нет больше проблем: срок службы в авиации 4 года, а вы отбыли только по три. Еще год, дорогие товарищи. Еще год. А потом? О войне написаны терриконы монографий и диссертаций, но ни в одной мы не найдем ответа на вопрос о том, что же Сталин замышлял делать с табунами пилотов, как год истечет. На этот вопрос не только нет ответа, но его никто и не поставил. А вопрос интересный. Хитрым законодательством десятки тысяч летчиков оставлены на казарменном положении до осени 1941 года. В 1941 году напал Гитлер и этот вопрос снял. Но нападения Гитлера Сталин не ждал и в него не верил. Что же замышлял Сталин делать со стадами летчиков после осени 1941 года? Присвоить офицерские звания им нельзя. У Сталина и без них почти 600 тысяч офицеров, не считая НКВД. Кроме того, в 1941 году военные училища и курсы готовят выпуск 233 тысяч новых офицеров, в основном для пехоты, артиллерии и танковых войск, если еще и летчикам звания офицерские давать, то вместе с НКВД у Сталина будет миллион офицеров. У Сталина офицеров будет почти столько, сколько у царя Николая солдат. Разорение. Так что присвоить офицерские звания выпускникам летных училищ и школ невозможно по экономическим соображениям. И замысла такого у Сталина не было: мы не найдем указаний на то, что планировалось или началось строительство квартир для такой уймы летчиков, мы не найдем следов распоряжений о массовом пошиве офицерской формы для астрономического числа летчиков, мы не найдем в бюджете миллиардов, которые следовало выплатить летчикам-выпускникам в случае их производства в офицеры. Так что же с ними делать осенью 1941 года? Отпустить по домам? Накладно: три года готовили, вогнали в подготовку миллиарды, сожгли миллионы тонн первосортного бензина, угробили немало самолетов с курсантами и инструкторами, а теперь отпустить? Через несколько месяцев летчики потеряют навыки, и все усилия пойдут прахом. А может быть, издать еще закон и держать их в казармах пятый год и шестой, и седьмой, как невольников на галерах, приковав цепями к веслам, то есть к самолетам? Хороший вариант, но не пройдет. Летчик должен постоянно летать. Прикинем, сколько учебных самолетов надо на такую уйму летчиков, сколько инструкторов, сколько бензина каждый год жечь. И оставался Сталину только один выход: начинать войну ДО ОСЕНИ 1941 ГОДА. Прост был замысел Сталина: пусть вступают в войну сержантами, некоторые выживут, вот они и станут офицерами, они станут авиационными генералами и маршалами. А большинство ляжет сержантами. За убитого сержанта семье денег платить не надо. Экономия. Подготовка летчиков в таких количествах — это мобилизация. Тотальная. Начав мобилизацию, мы придем к экономическому краху или к войне. Сталин это понимал лучше всех. Экономический крах в его планы не входил. А теперь глянем на эту ситуацию глазами молодого парня, которого выпустили осенью 1940 года сержантом. В отпуск после окончания училища не отпустили, денег не дали, форма солдатская, живет в казарме, спит на солдатской кровати, жует кашу солдатскую, ходит в кирзовых сапогах (кожаные сапоги со склада приказали погрузить в вагоны, отправить на западные границы и там вывалить в грунт). Наш сержант не унывает. Он может и в кирзовых сапогах летать. Тревожит его другое: выбрал профессию на всю жизнь, решил стать офицером-летчиком, протрубил три года в училище, ввели дополнительный год, он завершится осенью 1941 года, а что потом? Друзья, с которыми он в школе учился, за четыре года получили профессии, встали на ноги, кто следователем НКВД работает, зубы врагам народа напильником стачивает, кто инженером на танковом заводе, а он в дураках остался. Три года учился, год отслужит и останется ни с чем. Зачем летал? Зачем жизнью рисковал? Зачем ночами формулы зубрил? Решил жизнь отдать авиации, и хорошо бы было, если бы тогда, в 1937 году, ему отказали, а то приняли, четыре года протрубил, и теперь осенью 1941 года выгонят из авиации и армии. Кому его профессия летчика-бомбардира нужна? В гражданскую авиацию идти? Там своих девать некуда. Вот и подумаем, будет ли сержант-выпускник брату своему младшему советовать авиационную профессию? Без советов ясно: незачем в авиационные училища идти, ничего те училища не дают, летаешь, летаешь, а в конце непонятно что получается. Какой же дурак после всего этого пойдет в летное училище? Кому нужно учиться в офицерском училище и оставаться солдатом? Кому нужно учиться и иметь в конце полную неопределенность? А Сталин с Рычаговым дальше идут. Не только летчик теперь сержант, но и старший летчик — сержант, и командир звена — сержант, и заместитель командира эскадрильи — сержант. Столько авиационных эскадрилий и полков развернули, что страна способна дать офицерские привилегии только командирам эскадрилий и выше. А всех летчиков и командиров звеньев и даже заместителей командиров эскадрилий с весны 1941 года — на казарменное положение. Под крик старшины. Так кто же после всего этого добровольно пойдет в летное училище? Кому такая романтика нужна? Товарищи Сталин и Рычагов и это предвидели. И потому приказ от 7 декабря 1940 года предусматривал не только выпуск летчиков сержантами, но и отказ от добровольного принципа комплектования летных училищ. Такого в истории мировой авиации не было. Надеюсь, не повторится. 7 декабря 1940 года в Советском Союзе был введен принцип принудительного комплектования летных школ. ЭТО ВОЙНА. Ни одна страна мира не решилась на такой шаг даже в ходе войны. Люди везде летают добровольно. Введение принципа принудительного комплектования летных школ — не просто война, но война всеобщая и война агрессивная. Если в оборонительной войне мы принуждаем человека летать, добром это не кончится, в небе он вольная птица — улетит к противнику, в плену его никто летать не заставит. Использовать летчиков-невольников можно только в победоносной, наступательной войне, когда мы нанесли внезапный удар по аэродромам противника и танковые клинья режут вражью землю. В этой ситуации летчику-невольнику нет смысла бежать: через несколько дней все равно в лапы НКВД попадешь. Тут самое время спросить, а можно ли летчика-невольника научить летать, если он этого не хочет? Можно ли научить высшему пилотажу невольника да еще за три — четыре месяца, которые Сталин с Рычаговым в декабре 1940 года отвели на подготовку? Нельзя. Но высший пилотаж им был не нужен. Их же не готовили к войне оборонительной. Их же не готовили к отражению агрессии и ведению воздушных боев. Их готовили на самолет "Иванов", специально для такого случая разработанный. Их готовили к ситуации: взлетаем на рассвете, идем плотной группой за лидером, по его команде сбрасываем бомбы по "спящим" аэродромам, плавно разворачиваемся и возвращаемся. Этому можно было научить за три — четыре месяца даже невольника, тем паче, что "Иванов" Су-2 именно на таких летчиков и рассчитывался. И если кто при посадке врубится в дерево — не беда: сержантов-летчиков у товарища Сталина в достатке. И самолетов "Иванов" советская промышленность готовилась дать в достатке. Так что решили обойтись без высшего пилотажа и без воздушных боев. Именно тогда и прозвучал лозунг генерал-лейтенанта авиации Павла Рычагова, с которым он и вошел в историю: "Не будем фигурять!"... Суворов Виктор День М: Когда началась Вторая мировая война? http://militera.lib.ru/research/suvorov2/18.html

Ion Popa: Мне в армии пришлось пожить в трёх казармах. Полгода в Могилёве, в ШМАСе, месяца полтора - два в казармах, оставленных стройбатом в лесу около бункера в 30-ти км от Смоленска и остальное время в самом Смоленске в казарме комендантской роты штаба 6-го ОТБК ДА. В Могилёве казарма была трёхэтажной. На первом этаже туалет, умывальня, столовая, учебные классы, кухня. На втором этаже первая рота, где готовили радистов (три взвода) и ПС с прикомандированными. На третьем этаже - вторая рота, где учили на механиков метеоприборов (четыре взвода, из них один взвод - пограничники). На этаже, где размещались роты, справа были оружейная комната, канцелярия и кабинет комроты, вешалки для шинелей и при входе в кубрики - тумбочка дневального. Слева находились каптёрка, бытовка, ленинская комната и комната старшины роты. А посредине, между этими служебными помещениями находилось жилое помещение, разделённое на два кубрика. В каждом кубрике находилось по два взвода, один напротив другого. Посредине казармы, между койками взводов, находилось место для построений. Места в кубриках было довольно много, поэтому далеко не все койки были двухярусными. Я, например, спал на одноэтажной. Всё остальное, как описывет 82-й про казарму в Вышнем Волочке. Разве что, туалета на свежем воздухе не было. В стройбатовской казарме мы жили сразу после ввода в строй бункера и до наступления холодов. Это были деревянные бараки со стандартными койками и тумбочками. Там была лафа. Кроме нас, смены метео, там жили ещё два шифровальщика с КП. Жили, как на даче. Лес, бабье лето и никаких офицеров, прапорщиков. Все свои. Эх... Но вот как ударили морозы, пришлось сматываться оттуда. А жаль. Казарма в Смоленске, в комендантской роте была новая, построенная по последнему слову... На первом этаже туалет и умывальня, столовая, ленинская комната, бытовка, кабинеты командира и замполита, канцелярия и несколько рядов откидных кресел перед телевизором. На втором этаже - оружейная комната, классический кубрик роты охраны и маленькие кубрики с закрывающимися дверями для взводов водителей, специалистов КП и прикомандированных. При входе на второй этаж - тумбочка дневального. Сама казарма была очень небольшая,по сравнению с могилёвской, с плоской крышей. Рядом с казармой была волейбольная площадка, турник, летний душ (купаться в котором можно было в любое время) и место для построения. Намёка на плац даже не было. Ну, ещё вспомнилась курилка. Всё. Мы в казарме только смотрели телевизор и спали, да и то, далеко не всегда. Причём, в зависимости от смен, и утром, и днём, и ночью. Поэтому и дверь в кубрик закрывалась. Такой режим сбивает биоритмы. И однажды зимой, проснувшись, я не мог вспомнить, как не напрягался, на ужин или на завтрак сейчас идти.

МИГ: В полку (г.Пушкин) казарма находилась на втором этаже здания,в котором было все:клуб части,столовая,чайная,казармы ОБАТО,отдельного дивизиона связи.Здание было трехэтажным.За ним располагался автопарк ОБАТО,прод.склады.Перед ним - спортивный городок.Ленинские комнаты и каптерки были у каждой эскадрильи и ТЭЧ (вместе с управлением полка) отдельные.За полгода до дембеля нам установили стол для бильярда в проходе между ленкомнатами и дневальный даже ночью будил желающих играть (бойцов много - всем хотелось,а после аэродрома все не успевали).И было еще одно здание - штаб полка. Т.о. в одно трехэтажное длинное здание из красного кирпича помещался весь авиагарнизон (срочная служба). Да еще - плац был перед штабом,но у полкачей (механиков) строевых занятий не было никогда.Вот так - еще одно преимущество механиков. Ion пишет про режим сна в казарме.Унас тоже было похоже:эскадрилья летающая вечером,возвращалась часам к трем ночи,а потом спала после общего подъема.Механики ТЭЧ (я в том числе) жили по нормальному расписанию,поэтому эти ночные (и довольно громкие) возвращения эскадрильцев,нас очень злили.Ограничивались правда посыланием кое куда.А самолеты наши,на форсаже,взлетали прямо над казармой.А белые ночи летом.В общем нормальный сон требовал умения. Что-то я не то начал - были мы молодыми и все было хорошо. МИГ.

МИГ: В ШМАСе,в начале ,я с трудом подтянулся 6 раз.К микродембелю - 12. А в полку,летом,после службы на аэродроме и ужина,не слезали с турников и брусьев.Были заводилы,отстать от которых,значило себя не уважать.И вот эти все "выходы силой","склепки","подъемы переворотом" и еще был т.н."дембельский выход" тренировали до одурения. Вспоминаю и сам себе удивляюсь.С той поры я пришел к "железу" и не бросаю до сих пор.Может коллега по увлечению отзовется. МИГ.

Николай: про82-й пишет: почти все таскали в кармане шаровар свои личные щётки, завёрнутые в перепачканные листки бумаги. В 80г.ничего в карманах не таскали.И расположение помещений в казарме было немного по-другому.

82-й: Николаю: Только благодаря ДОКТОРу появилась на Форуме эта фотография.

Paplaka: А вот и мой солдатский Дом, в котором прожил окола полутора лет. Раскаленный плац и прохлада мраморного пола. Уютно было, в принципе, удобно. Вообще люблю одноэтажные строения. Через год после моего ДМБ армия ушла оттуда, всё разорили. Вот выдержка из "Полк летел в Никуда": ...В Кагане за год до нашего прилета, базировался точно такой же вертолетный полк, но от него ничего не осталось. В квартирах жило гражданское местное население. Штабы эскадрилий, классы подготовки к полетам разграблены и поломаны, даже в некоторых сорваны полы, не говоря за учебные стенды. Интересно, кто здесь так поживился, пограбил. Осталась только КДП и то наверно потому, что аэродром действующий, и, еще здесь базировалась смешанная вертолетная эскадрилья. На весь полк нашлось только около 30 свободных квартир. Для летчиков Армейской авиации, Каган, Чирчик - 'родные места'. Все они связаны с Афганом. Здесь многие были, летали и особенно ничему не удивлялись. За исключением:...Полковник окинул всех взглядом. Посмотрел на летчиков, грязных от Аральской пыли, потных, проведших воздухе около 30 часов, и высказал свою 'крылатую' фразу: - Ну что суки, думаете, вас здесь ждали. Вот вам казарма размещайтесь. Не дождавшись ни каких следующих команд, теперь не летчики - действительно ЗОЛОТОЙ ФОНД ВООРУЖЕННЫХ СИЛ, орденоносцы, а просто суки, повернулись и пошли в казарму. В казарме стояли в три яруса голые солдатские кровати. Была ужасная жара. В тени 45. Молча, не говоря ни слова, вышли из казармы, и пошли на аэродром к своим вертолетам. В вертолетах мы прожили две недели. Даже как-то привыкли... В заключении хочу сказать, что не отпускает меня моя казарма, снится иногда, и даже не в кошмарных снах..

Юрик: Хотя здесь давненько никто не писал,но я решил отметиться и"внести свою лепту"в "общий котёл"наших воспоминаний в рубрике"казарма".В сущности,казарм за время службы у меня было две.Конечно-же это ШМАС№5,13-я рота и казарма 1-аэ,в/ч78739 г.Токмак КиргизскойССР.В принципе,за казарму в учебке мне и рассказать-то особо нечего,всё подробно,а главное очень образно описал чуть выше 82-й,тем более,что жили мы в одной и той-же казарме,только в разных"подъездах"и с разницей в 2 года.Судя по рассказу,всё то-же самое,но в зеркальном отображении,а если учесть,что попадали мы в расположение с противоположных сторон,то и даже"зеркальность"исчезает.Но хочу отметить такой нюанс:сапожных щёток с собой мы не носили,в принципе,чтобы привести сапоги в состояние,устраивающее и сержанта и старшину,хватало тех,что были на"паперети"(так мы называли,прости Господи,стойку для чистки сапог перед входом).По видимому,это связано с тем,что мы служили в"зимний период",а зимой,конечно-же,сапоги пачкаются много меньше.А вот,чтобы придать им законченный,наивысшей степени,блеск-у каждого в тумбочке лежала щётка и баночка"магазинного"гуталина,подходящего для этой цели не в пример лучше"казённого"."Корыто"у входа,по понятным причинам,тоже было пустым.И вот уже микродембель,5 или 6 суток дороги-и вот он,гТокмак,Киргизия,78739.Здесь всё было уже по-другому.Казарма 1-ой и 2-ой эскадрилий была общей,длинное(да и не особо)здание со входом посередине.Справа,на небольшом отдалении и перпендикулярно казарме находилась санчасть,слева в том-же ряду-корпус УЛО.Входиш в дверь,небольшой коридор,и упираешся в дневального на тумбочке,налево-"вотчина"2-й аэ,направо-мы,1-я аэ,туалет и умывальник были общие,довольно неплохого исполнения,всё в плитке,много кранов,в углу-небольшая ванна для стирки,была горячая вода,но не в кранах,а отдельный шланг около ванной.Проходиш мимо дневального(который норовит стрельнуть у тебя закурить,хотя вполне возможно,и свои имеются),слева оружейка,бытовка и ленкомната,справа-з полностью разделённых кубрика и каптёрка.На дверях в кубрик-названия групп-но на них мало кто обращал внимание,все жили "вперемешку",где была свободная койка,туда "молодого или салабона"и заселяли.А после года уже иногда сами переселялись,как правило по призыву,либо по землячеству.В каждом кубрике жили от 10-ти до 14-ти человек(количество ЛС в эскадре от призыва к призыву менялось),койки были в один ярус,и только по углам стояли 2-х ярусные,большей частью 2-й ярус пустовал.Так как обе эскадрильи не были разделены между собой никакими дверями,или чем-либо другим,то частенько после отбоя случались великолепные"сражения на подушках" между составами 1-й и 2-й аэ.Как правило,дневальный в это время"стоял на стрёме",дабы не быть захваченными врасплох во время"сражения" дежурным по полку,или ещё кем-либо из офицеров.И ещё о внутреннем наряде,так как вход в казарму был общий,одна была и тумбочка(почему-то банка)дневального,и дневальные назначались поочерёдно,то от 1-й,то от 2-й аэ,а дежурные-как обычно,у 1-й свой,у2-й свой.Дневальные были в ведении,естественно,"своего"дежурного и отвечали за входной "общий"коридор,общий-же туалет с умывальником и за"свою"часть казармы и территории.Дежурный,на которого в этот раз дневальных"не досталось"обходился,как правило,своими"молодыми".Такому раскладу немало"дивились"случавшиеся иногда какие-либо проверяющие со штаба курсов,и уже под наш дембель казарму приказали разделить."Смазали"стену,входной коридор"отошёл"2-й аэ,мы стали ходить через"запасной" выход,со стороны УЛО,и чем всё это закончилось,даже не знаю,подошёл наш дембель,а так как "дембельским аккордом"нас хотя и пугали,но в запас уволили вовремя и чем закончилась вся эта"перестройка"-даже не знаю...

82-й: Не чаял и увидеть. Радости было. И сердце забилось чаще, когда нашел в Сети фото казармы и спального помещения в Грошево. Вид на казарму и КПП со стороны бетонки. Вид на вход в казарму. Фото были сделаны в 1967-м году. Все сооружения части к празднику были отремонтированы внутри и снаружи. В 1974-м, когда мы там служили, спальное помещение на втором этаже было разгорожено стенкой на два отсека. Аккурат стенка встала во втором проеме от торцевого окна. В спальне все койки уже стояли в два яруса. Но торцами к окнам. Окна слева выходят на внешний фасад казармы и на бетонку, за которой находился автопарк. Под этими окнами мы всегда проходили в столовую. За первый этаж сказать ничего не могу - там жила авторота. Ныне в Грошево солдат нет. Вообще. Если вдруг работать надо, то работают офицеры и наемные служащие армии. Однако здания отремонтированы и территория содержится в армейском порядке. Это заслуга командира части полковника Каширского. Спецработы идут,люди служат,солдат нету!Васин на пенсии,сейчас командир п-к Каширский АВ.Сейчас Грошево не в\ч 15526,а СИП 3 УНИ в\ч15650.Мотовоз не ездит давно,отъезд л\с от ВАИ на машинах.В части была полная разруха,пока п-к Каширский не навел там порядок-сейчас идет ремонт зданий,кабинетов,ограждения вокруг части,глобальная уборка территории части,посадка деревьев! http://forum.ahtubinsk.ru/index.php?showtopic=3562&pid=83474&st=0&#entry83474

82-й: Фото которые приведены ниже сделаны в 1967-м году. Фото взяты из Сети. Приношу извинения неизвестному Автору фотографий за то что публикую их без спроса. Надеюсь он меня поймет - это НАША общая история. В части был солдатский клуб. В казарме была Ленинская комната, а в клубе библиотека. Территория части была ухожена. Это наша солдатская столовая. Вид на входную дверь в обеденный зал. Правее по той же стене - окно раздаточной, далее дверь в кухню. По стене, что справа от фотографа, были окно и дверь в посудомойку. Это дверь в оружейную комнату. Оружейка находилась на первом этаже казармы. И тогда любой из нас не против, хоть всю жизнь служить в воздушном флоте!

Юрик: Классные отпечатки(выражаюсь языком фотолаборанта)и суть даже не в качестве(оно отменное)а сам(дух)той эпохи,он всё-же нам родной,хотя они и 60-х годов,а мы служили на 10 лет позже,но оформление то-же,те-же призывы,почти те-же стенды на стенах,а призыв равняться на героев(представьте себе,комсомольцев)сейчас,кажется,важнее,чем 40 лет назад



полная версия страницы