Форум » Воспоминания о ШМАС и дальнейшей службе в авиации » Воспоминания о ШМАС. » Ответить
Воспоминания о ШМАС.
Admin: А здесь мы будем делиться воспоминаниями о своей службе в ШМАС и, в отдельной теме, о дальнейшей службе после ШМАС. Наша память с годами слабеет, в ней стираются лица друзей, С кем мы в ШМАСе учились и вместе, возмужав, становились взрослей. Но бег времени ты остановишь, отложив на минутку дела, Черкани пару строчек на форум, чтобы память о них ожила... Если вам нечего рассказать о службе в армии, значит вы прожили эти годы ЗРЯ! Бывший командир «Что скажут о тебе другие, коли ты сам о себе ничего сказать не можешь?» Козьма Прутков Задумайтесь, господа авиаспециалисты, над смыслом сказанного классиком и попытайтесь ответить на три вопроса: «Кто - я? Зачем живу? И что останется после меня?» Позволю себе процитировать обращение к посетителям с «Сайта тружеников авиационного тыла стран СНГ!» Воспоминания о воинской службе возвращают нас в дни нашей молодости, не дают нам стареть. Общаясь на сайте, мы с искренней любовью вспомним своих первых воспитателей – командиров взводов, рот, батальонов, начальников, гражданских тружеников тыла, давших нам знания, и воспитавших в нас любовь к Отечеству, Вооруженным силам, авиации. В стенах казарм, кубриках в нас были привиты чувства патриотизма, войскового товарищества, ответственности за судьбы людей, порученное дело, за нашу страну. Это помогло многим из нас на нашем жизненном пути. Общаясь на нашем сайте мы вспомним и свою службу, свои «мучительные» первые дни в ШМАС и в авиачастях. Достойный пример общения армейских друзей! [quote]Георгий Степанович Перегудов Я думаю, среди моего поколения нет такого человека, на которого бы не повлияли события 22 июня. Что касается меня, то я после окончания десятилетки, поскольку я жил в деревне, я работал какое-то время в совхозе. Но уже было ясно, что через пару месяцев я пойду в армию. И в январе 1943 года меня призвали в армию, и я был направлен в Иркутск в школу авиационных механиков. И поэтому моя судьба сложилась таким образом, что я непосредственно в боевых действиях не участвовал, а был все военные годы и вплоть до 1950-го года был авиационным механиком в авиационном училище. А потом я демобилизовался, поступил в университет, закончил его, закончил аспирантуру, защитил кандидатскую и докторскую диссертации. И вот сейчас я профессор, главный научный сотрудник Института мировой экономики международных отношений и преподаю в Высшей школе экономики. Поэтому если говорить лично обо мне, то судьба сложилась таким образом, что до сих пор работаю и довольно успешно. Что касается тех военных лет, конечно я часто вспоминаю о них в кругу близких и у меня нет представления, что это было что-то только ужасное, это все-таки было героическое время, но, к сожалению, мне лично особого героизма проявить не удалось. Что касается судьбы моих одноклассников, то нас разбросало так, что потом я ни с кем из них не общался. У меня гораздо больше связей осталось с теми, с кем я был вместе в школе механиков и в авиационной части, и до сих пор мы иногда общаемся и дружим семьями. Что же до памяти о войне, то я думаю, мы вряд ли с кем-то разойдемся во мнениях, - война забывается, уходит в прошлое, и это естественно. Я вспоминаю свое детство - I мировая война и революция казалась мне страшно далекими событиями, хотя я был от них не так далек в середине 30-х, когда я был десятилетним мальчиком. Я думаю, что теперь с нынешним поколением происходит то же самое, вполне можно понять, учитывая то огромное количество времени, которое прошло с тех пор. Память изменяет не только молодежи, но и довольно пожилым людям, родившимся уже после войны. Этим отчасти объясняется появление извращенных представлений о том времени. Но большинство людей моего круга понимают то время правильно, но все равно для них это далекое прошлое, для них это просто историческая память. Это не забвение, но это нормальный естественный процесс, который трудно повернуть вспять... 23 июня 2006 г. | 23:17 http://www.russ.ru/Mirovaya-povestka/Vojna-zabyvaetsya-uhodit-v-proshloe-i-eto-estestvenno [/quote] Продолжение темы: Воспоминания о ШМАС. (продолжение)
Admin: Куда только не засылали советских спецов. Советую прочитать... ...Таким образом в июле 1985-го Олег Яссиевич оказался в Черняховске (что в Калининградской области) в учебке, готовившей младших авиационных специалистов. Проучившись четыре месяца, Олег получил специальность механика радиоэлектронного оборудования вертолетов и был направлен продолжать службу в Казахстан в город Джамбул. Именно там базировался отдельный вертолетный полк... Мордовский «эфиоп» Целый год наш земляк провел среди гиен и воюющих туземцев http://www.africana.ru/lands/Ethiopia/Mordovia.htm
Admin: Взято с Kamrad.ru ...Я в КДВО в Спасске-Дальнем в учебке "учился"... (ДМБ 85-87) ...Самое гнетущее и мрачное впечатление - госпиталь в Уссурийске, где обитала колония "вольноотпущенников" - срочников, умудрившихся после выздоровления остатья при госпитальных делах... Да... у нас были растолстевшие, беспредельно наглые (сам там пару недель провел на покраске корридора)... и ходили в старой парадной форме (как сталинские соколы) выглядело прикольно и тепло. Учебка называлась ШМАС-16 и поставляла всей стране "младших авиационных специалистов"... Я был выучен на механика по арт. и бомб. вооружению для "изделия Н" (что нормальными людьми зовется Ту-16) и для "изделия Ю" (Ту-22)... было интересно, только толком не учились, а ишачили... ШМАС была расположена в старом военном городке, с еще казачьими казармами. Мы (53-е классное отделение) жили, ясен пень, в бывшей конюшне. За забором была губа, которой командовал фашист по фамилии лейтенант Мышин. Часть караула гарантированно пополняла к концу смены ряды губарей... на этой губе держали Сергея Лазо (было, кстати, герою 24 года), а потом на станции раскочегарили паровоз и сунули его в топку. Японцы толк понимали в борьбе сепепаратистами и прочими комми... Губа, кстати, соревновалась с уссурийской. Знатоки все время сравнивали их... На нашей был гравийный плац (вспышка справа!), на "еду" отводилось две минуты (посредине камеры ставился бачок и раздавали стопку тарелок... черпаешь и ешь)... Губарей били (особенно нацмены - азеры армян, армяне - азеров, лезгины - всех подряд...).... Дедовшины в учебке не было никакой, нарядов дофига, в т.ч. такие как суточная кочегарка, где один (в паре - счастье, можно хоть посидеть-полежать) топишь здоровенную печь. Научился "шуровать" (кочергой-арматуриной метра три), "не козлить" печь, еду там готовить, пить из горлышка... в-общем, стал вполне квалифицированным истопником и чистильщиком картошки (раз в неделю на 1,5 тыщи чел... до 4 ночи 5 ванн и куча огромных кастюлек... Все это под руководством сумасшедшего повара-солдата, который 2 года по ночам готовил "завтрак"... т.к. поговорить ему было не с кем - не с нами же - он выл, блеял, пел хиты тех лет, воспроизводил радиопостановки... было круто)... Ну и раз в шесть дней - караул. Минус сорок, ветер, ползунки-шинель-тулуп-намордник-валенки... и таким чучелом ползаешь между самолетами или в автопарке, охраняешь автомат - прецедент был... "за утерю" влепили срок... Потом отправили в Литву (куда же еще с Дальнего востока... МО денег не жалело), в Шауляй... Ехал на поезде 7 суток, оценил размеры нашей необъятной родины. Попал в отдельную эскадрилью, где стояли Ту-126 и Ил-76 "грибы"... наши аваксы. Как спец по вооружению, был там нахрен не нужен, т.к. на этих самолетах из вооружения были только термошашки. Еще раз убедился в полной бестолковости и ненужности всего, что происходит в армии... Удалось за литр самогона (справка соответствующая была) стать фельдшером и миленько перекантоваться зиму при санчасти, а на лето - в "группу" на аэродром. (На самом деле, мы там только числились, а время проводили на всяких заводах-колхозах... мебельная фабрика - там украли кучу зеркал и пропили, кондитерская -т ам обокрали комнату готарен, промедол... ), зарабатывали (больше воровали или меняли за спирт), а потом строили ленинскую комнату. Вот щас натовцы угорают наверное, разглядывая нашу наглядную агитацию... Дисциплина почти на нуле, драки, воровство (возглавлял это веселье прапор Клименко, чмо редкостное... не подшивы, ни гуталина...)... Честь отдавали только тем, кто не ниже майора, прапоров называли "старшина", строем не ходили... дедовшина, соответственно... сержанты-чечены (им посулили старших сержантов, и они рубились по полной, не считаясь ни с прошлой дружбой, ни с призывом... в соседней части им не посулили лычек, и они не вылезали с губы... середины никакой )... ...Вообще - учебка для неподготовленного человека была "эт-то что-то особенного"... Нас еще, например, регулярно ночью поднимали на разгрузку угля. Проблема состояла в том, что уголь возят в полувагонах, грузят на разрезе открытым способом (снег, дождь... промокает), едет долго. Приезжает монолит. Его загоняют на рампу высотой метров десять (10-12 вагонов) и открывают поддоны. Высыпается тонны 2 и все... дальше дают в лапы тяжеленный лом (покруче дворницкого), лезешь наверх и долбишь уголь, рискуя провалиться и вылететь через открытые люки. Один раз паренек вылетел, правда, все обошлось. Долбить нужно сильно, но осторожно (регулярно отпрыгивая на борт вагона или хватаясь за других несчастных), уголь в любой момент может поехать. На вагон иногда уходило несколько часов... ...Привезли нас разом 150 человек, из Киева человек 30 (арсенал, университет и "маланцы", как охарактеризовали их сами киевляне -"тааа, жиды..."... "маланец" сразу стал комсоргом)... Наши начальники почему-то посчитали, что "москвичи" страшно повысят образовательный уровень роты и нас не стали разбрасывать, т.е. мы стали основой чуть ли не 2 рот по 120 "бойцов". К нам добавили немножко удмуртов, одного грузина, одного азербайджанца, 2 казахов, 2 армян... в-общем, "пленные румыны". Потом нас построили, приказали раздеться по пояс... половина в наколках! лорд, ира, оскал на власть... "-что это? кто это" - хмуро спросило начальство... А народ в массе был с первомайки, из гальяново, перово... из университета, ага... народного. Некоторые даже успели немного посидеть. Какая успеваемость, какие переходящие вымпелы... атас. Они почему-то считали, что в Москве масса образованных и тонких людей... ...Когда народ приходил из кочегарки (мылись в "душе" с разбитыми окнами - на улице минус сорок... водой, которая нагревалась минут на пятнадцать. Надо было действовать быстро ), а то уголь, въевшийся в ресницы, отмыть было невозможно. представьте, приходит смена эдаких красавцев - все в форме, подтянутые, чисто выбритые, щеки румяные (от мороза и мочалки) глаза подведены... "вы, что, поручик, и губы красите?... крашу, ротмистр, крашу..." Один раз топили печи лыжами,... огромным количеством списанных лыж "турист", совершенно целых и исправных. Китай рядом. Все казармы запираются, на окнах решетки. якобы в конце 60-х китайцы вырезали ротами спящих... шомпол в ухо и привет. Китай рядом. У границы полно складов (в т.ч. и окружной авиавооружения), полигонов... похоже, Китай никто и никогда не воспринимал как угрозу... Китай рядом. Подлетное время - минуты. Как у нас праздники - у китайцев учения, всех - в укрепрайон... Мы в третьей очереди... так и не попали туда, но на улицу выгоняли. Научились выбегать (строем) из казармы при полной выкладке за три минуты. Чтоб ночью не потеряться, за ремень впереди стоящего засовывали полотенце... оно белое, хоть что-то видно... У "чурок" из вертолетного полка за сапоги выменяли анаши. Ждать не стали и накурились прям перед "вечерней прогулкой"... А надо сказать, что мы там репетировали "По долинам и по взгорьям"... смешная песня, что тут говорить... Начали петь и тут-же смеяться... некоторые от смеха совсем ослабели, их тащили под руки... Сержант (легкоатлет из Люберец, не курил-не пил, говорил "тубаретка"...) так ничего и не понял... Да, кстати... у нас курсантом был Витя Черномырдин... вот.. ...А пропорщик наш ротный, Кошкаров, служил срочную и дружил с Язовым, который тогда командовал КДВО, а потом стал министром обороны... влиятельный был мужик... Помню, шмотки офицеров роты выкинул из каптерки на взлетку (парадку комроты и еще там по мелочи )... типа не хрен замусоривать... И еще у нас было там панно, изображающее ратный путь летчиков, начиная с гражданской, и заканчивая восьмидесятыми... Все это изображение плавно переходило одно в другое (т.е. атака фармана соседствавала со спасение челюскинцев... что-то вроде этого)... Было это полотно метров пятьдесят длиной и метров пять высотой... и нарисовано хорошо... Вот у кого-то аккорд был... демаскировало часть полностью, сразу видно, где ШМАС, через полгорода.
Admin: Советую почитать... Дмитрий Ступаков. ТЕНЬ СЕРОГО КАРДИНАЛА ...Именно благодаря тому, что я год проучился в техникуме, меня и направили в школу младших авиационных специалистов (ШМАС) в Чугуеве, осваивать профессию бортмеханика вертолета. Сюда направляли только студентов, преимущественно технического профиля. Учиться я не любил никогда, но здесь... Я сразу влюбился в вертолет. Учебное отделение, в которое я попал, изучало планер и двигатели, наверное, самой грозной боевой машины того времени – вертолета-штурмовика «Ми-24», прозванного в войсках за свой внешний вид да испепеляющую огневую мощь «крокодилом». Иногда его еще называли «горбач». А в странах, членах НАТО, этот вертолет окрестили «деревенщина», хотя он по всем показателям превосходит свой американский аналог – вертолет-штурмовик «Апачи». «Ми-24» быстрее и мощнее и вооружения несет на себе при этом побольше. Мне известен случай, когда «крокодил» управляемой ракетой сбил скоростной НАТОвский истребитель «Мираж». Ничем подобным «Апачи» похвастать не может. Единственное его довольно спорное преимущество в том, что он легче и поэтому немного маневреннее на малых высотах, что помогает ему скрытно для радаров подобраться к цели. Но при современных технологиях, по крайней мере тех, что были на вооружении у Советской Армии, «Апачи» рано или поздно обнаружат, накроют огнем противовоздушных систем и вертолет скорее всего будет уничтожен. В Афгане душманы «крокодил» так боялись, что окрестили этот вертолет «колесницей дьявола»... http://samizdat.sol.ru/?q=30&pub=659&page=0
Admin: Еще одна история... ...Служил я после ШМАСА в Вышнем Волочке, сами понимаете, после "роскошного лета" на северах - служба в Молдавии зимой - просто отдых. И был я "специалистом по радиолокационному оборудованию и радиосвязи". Суть истории: УЧЕНИЯ. Нас перебрасывают на задрыпанный запасной аэродром. В мои обязанности входит подпись номера задания стеклографом на экране радиолокационного прицела. (А прицел этот на истребителях закрыт здоровенным тубусом на 4 защелках.) Я бодро пробегаю по линейке самолетов и все подписываю. Потом взлеты, отдых минут на 15-20. При взлете комэска коментарии: опять- де экспериментирует, гад: - самолет после разбега резко поднимает нос и прет в высоту. Ну это меня не касаемо. После приземления меня вызывает комеск и этак ненавязчиво спрашивает: - Кто подписывал экраны? - Я - отвечаю. - И ты все правильно сделал? - Конечно! И получаю сильный удар в область "морды лица". -Понял ли ты? - Чего? - спрашиваю. И опять удар, от которого лечу с копыт. В этот момент - ПРОСВЕТВЛЕНИЕ! - Не закрыл замки? И 3-й удар -"Это, чтоб запомнил!". Оказалось, что при взлете тубус из толстой резины соскочил с прицела и уперся в ручку управления, что посредине кабины. Комеску пришлось зажать ручку ногами и руками установить тубус на место и закрыть замки. Хорошо, что на МИГ-21БИС стояли достаточно мощные двигатели. После этого я до конца службы, если заглядывал в кабину, перед уходом обязательно проверял крепление тубуса. http://www.anekdot.ru/id.html?-10020186
Admin: А вот еще один интересный рассказ про ШМАС! ...В то воскресенье закончился их короткий карантин, курсанты школы младших авиаспециалистов торжественно приняли присягу, и в честь этого события в строгом распорядке дня были допущены некоторые послабления. Впервые было разрешено взять из каптёрки привезенные из дому музыкальные инструменты, и в курилке за казармой образовалось несколько кружков вокруг музыкантов. Серый свою «акустику» в армию не потащил – жалко было. Поэтому, пристроившись к какой-то стихийной компании, слушал других, иногда тихонько подпевал, пытаясь на ходу поймать второй голос. Видимо, почувствовав собрата, хозяин гитары протянул ему инструмент: – Слабаешь? Серый осторожно взял чужую гитару, слегка подкрутил колки и неожиданно для самого себя запел-захрипел-зарычал забойный иностранный шлягер. После первого куплета, почувствовав внимание окружающих и силу собственного голоса, вырвавшегося, наконец, на свободу, он захрипел еще сильнее, небезуспешно, как ему казалось, подражая заокеанским певцам. Он знал, что эта песенка у него неплохо получается, и старался изо всех сил. К ним стали подтягиваться курсанты из других компаний. Когда Серёга закончил петь, к нему подошёл незнакомый солдат и сказал: – Тебя Колбасюк зовет. Да какой, к черту, Колбасюк! Не знает он никакого Колбасюка! И какое ему до него дело, когда его слушают уже полсотни бойцов! Подбадриваемый слушателями, он запел следующую песню из репертуара того же ансамбля, но закончить ее не пришлось, – прозвучала столь частая в выходные дни команда: – Рота, строиться перед казармой! Отдав хозяину гитару, Серый поспешил на построение. Опаздывать было нельзя, – старшина их роты прапорщик Шабашин очень быстро обучил всех умению быстро строиться. Это, по-видимому, было его собственное изобретение: когда нужно было кого-то направить на внеплановые работы типа разгрузки машины с овощами или покраски бордюров, он никого лично не назначал, а просто объявлял построение. Кто прибегал последним, тот и отправлялся пахать. Однако путь Серому преградил незнакомый сержант, крепко сбитый, с неправильными чертами лица, сквозь которые совершенно не проглядывали какие-либо признаки интеллекта: – Ну-ка там, ал-лё! – командный тон обращения неприятно диссонировал с тягучими интонациями дворовой шпаны. Тут только с опозданием Серый сообразил, что это, по-видимому, и есть Колбасюк. Был он одним из замкомзводов их роты, но по фамилиям других сержантов, кроме своего, Серёга еще не знал. Замерев по стойке «смирно», он ждал. Вид Колбасюка явно не предвещал ничего хорошего. – Во-оенный, по-очему не явился по мо-оему приказа-анию? – Виноват, товарищ младший сержант! Я не знал, что это вы меня зовёте! Разрешите идти? – как можно более миролюбивым тоном выпалил Серый, отдавая честь, и попытался пристроиться к последним опаздывающим на построение. – Стоять, я ска-азал! Три круга вокруг ста-адиона – бегом ма-арш! Чтобы орать о-отучился и запомнил, кто такой Колба-асюк! Спорить было бесполезно, апеллировать не к кому, да и среди сержантов в роте была круговая порука, он это уже просёк. И Серый затрусил на беговую дорожку находившегося рядом с их казармой стадиона. Бегать в тяжелых сапогах было трудно и все еще непривычно, май был в том году на удивление жаркий, да и вдобавок ко всему, к вечеру воздух в этом промышленном городе, раскрашенный трубами заводов во все цвета радуги, становился совершенно непригодным для дыхания. На втором круге Серый стал задыхаться, а в начале третьего заметно сбавил темп. Но сержант, наблюдавший за его мучениями, не унимался: – Ал-лё, военный! Я ска-азал – бегом, а не по-олзком! Будешь бежать еще два-а круга! Когда он закончил бег и был отпущен с приказом доложить своему сержанту о наложенном наказании, построение уже закончилось. Кого-то по-быстрому отправили на кухню на помощь чистящим картошку, а его отсутствия впопыхах не заметили. Надо сказать, что вопреки ожиданиям, Колбасюк больше к нему не цеплялся, может, и забыл попросту о такой мелочи. Зато сам он запомнился многим благодаря существенному вкладу в устное народное творчество. После армии Колбасюк собирался поступать в какой-то техникум. Но, осознавая недостаточность уровня своей математической подготовки, решил загодя его повысить. Узнав, что во вверенном взводе есть дипломированный учитель, решил, пользуясь служебным положением, припахать его. Когда же учитель осторожно возразил, что вообще-то он преподает историю и в математике не силён, Колбасюк в присутствии многочисленных свидетелей в лице курсантов своего взвода произнес знаменитую тираду, ушедшую «в народ»: – Не пи-нди! Ка-акая, на х…, разница! Раз у-учитель – у-учи! С тех пор в учебке эта фраза стала употребляться повсеместно в любых ситуациях, когда требовалось кратко сформулировать побудительный мотив к какому-либо действию. А бедному учителю, сбежавшему от точных наук на исторический факультет пединститута, пришлось садиться за учебники и в свободное время вместо отдыха или написания писем родным и близким вдалбливать в голову Колбасюка понятия о пропорциях и процентах. Помогло ли это ему впоследствии – неизвестно... Полная версия рассказа Владимира Куц "Холодное шампанское" находится по адресу: http://www.specialradio.ru/konkurs/2007/feb22.shtml
Admin: История стран Варшавского договора, ВАШМ, военных специалистов, их семей...Как все переплелось! Советую прочитать полностью... Евгений МОВА ПЯТЬ ВСТРЕЧ С ГЕРМАНИЕЙ (40-е, 50-е, 60-е и двухтысячные годы) Памяти моего отца, Николая Павловича – боевого лётчика, отдавшего большую часть жизни защите Родины, прошедшего Великую Отечественную войну от Сталинграда до Берлина, участника штурма столицы Германии в 1945 году. ...В конце 1948 года в 16-й воздушной армии случилось чрезвычайное происшествие. Молодой лётчик, только что прибывший из Союза, перелетел в американскую зону оккупации и попросил там политического убежища. Наказали тогда многих, и в числе прочих отца как начальника отделения кадров 3-й Гвардейской истребительной авиадивизии, хотя он этого перебежчика в глаза не видел. Его понизили в должности: в начале 1949 года перевели служить преподавателем авиатехнического класса в 50-ю Военную авиационную школу механиков спецслужб в Прикарпатском военном округе (прим. Похоже идет речь о школе в Виннице). В течение следующих трёх лет нам довелось побывать в городах Проскурове, Староконстантинове и на станции Вапнярка. Жили мы с отцом и матерью и в палатках на военных аэродромах, и в офицерских общежитиях военных городков, и на съёмных квартирах. Часто ночью вскакивали по боевой тревоге. Это были годы жестокой борьбы с бандеровцами на Западной Украине. Однажды провели с мамой на аэродроме несколько бессонных ночей, ожидая отца, который улетел в командировку в столицу «бандеровщины» — Коломыю, почти достиг цели, но из-за поломки самолёта совершил вынужденную посадку на лесной поляне и затем долго выбирался к ближайшему населённому пункту. Но это уже совсем другая тема… ...Между тем 1956 год принёс много неприятностей нашим войскам, расквартированным в Восточной Европе. Он запомнился антисоветским восстанием в Венгрии. Начались серьёзные волнения в Познани и других польских городах. Это отразилось и на ситуации в ГДР. Командование Группы советских войск решило все военно-учебные и вспомогательные подразделения заменить боевыми. Начались перегруппировка сил и вывод некоторых частей в Советский Союз. Отец служил старшим преподавателем в 36-й военно-авиационной школе механиков спецслужб (г. Эльсталь Германия), которую в начале 1957 года перевели в Забайкальский военный округ, в город Сретенск на реке Шилке, что вблизи советско-китайской границы. Перемещение скорее напоминало спешную эвакуацию. Семьи военнослужащих школы в Эльстале были заранее отправлены специальным эшелоном. Уезжали мы из Вьюнсдорфа, где размещался штаб Группы советских войск в Германии. Когда проезжали Польшу, случилась трагедия. Вслед за нашим поездом с интервалом в 20 минут следовал эшелон с демобилизованными солдатами. В районе Познани его пустили под откос поляки-повстанцы. Было много погибших и раненых. В штаб Группы советских войск в Германии поступило ошибочное сообщение о том, что подорван именно эшелон, где ехали мы с матерью. Об этом узнали и отец, и другие офицеры части. Можно себе представить, что они пережили, пока проверялось и перепроверялось это сообщение. Итак, эшелон с семьями офицеров двигался к новому месту службы отца... http://www.chitalnya.ru/work.php?work=158
Виктор: О том, как семь адмиралов мне честь отдали Произошло это историческое событие во времена, когда над Советским Союзом нависали кустистые брови Генерального Секретаря, а жизнь была стабильна, хоть и непродолжительна. Также протекала она и под блеском роговых очков Следующего, тоже недолгого... Подобно гигантским мониторам настороженные окуляры Нового пытались пронзить толщу напластований российского бытия, но из этой затеи, как и из всех прочих, тоже ничего не вышло. Словом, жизнь появлялась и исчезала как оно всегда и было, а руководители жизни приходили и уходили у кого как получалось. Кто, выйдя из народа в рабочей кепке, отходил в каракулевой папахе, кто с маршальским жезлом в последнем "ранце", а кто, "став всем" и при этом оставаясь никем, - тихо доходил на пенсионном полустанке. И если жизнь простого люда тяжко волочилась по буграм и колдобинам, то Первые тучно проплывали над российскими пространствами, которые мягко смыкались за ними и всё оставалось, как прежде... Народ трудился где только мог и как только мог старался не перетруждать себя. Вооружённые силы вооружали страну новейшей и прочей техникой, в то время и не подозревая даже, что близятся времена, когда её - технику - будет указано распиливать на металлолом. И преданный народ распиливал. Ругал правительство на кухне, в длинных очередях и где придётся за бутылкой, но пилил. Давняя мечта мирового пролетариата "перековать мечи на орала" сбылась в отдельно взятой стране, а именно - в СССР и только в нём. Именно в этой "кузнице" опалилась, а потом и вовсе сгорела империя. Символом перековки стали мирные кастрюли, миски и сковородки, штампуемые в известных (а может и неизвестных) количествах. Благо, чугуна и стали наварили столько, что одними только сковородками можно было в три слоя покрыть и земную твердь и дно океанов. Ну да бог с ними, с Секретарями и сковородками. Вернёмся к событию, тем более, что в те незабвенные времена меня обуревали мысли и заботы иного рода. Стервозной осенью призванный в армию, я оказался в Балтийском флоте и скоро осел на "ковчеге", коим была Школа Младшего Авиационного Специалиста (ШМАС). Расположенная неподалеку от Финского залива в древнем городе Выборг, Школа сырела в балтийских туманах, лишь чуть просыхая к моменту окончания курса в начале мая. Моё пребывание в ней - как мне думалось безукоризненное - местному начальству таковым не представлялось. Дабы приблизить меня к общевойсковому стандарту "отцы" наши из самых лучших, конечно же, побуждений то и дело лепили мне наряды вне очереди. Скромная будка КПП с воротами и красной звездой стала для меня символом ограждения от остального мира. И чего только не пришлось мне предпринимать, чтобы вырваться за железные прутья - даже чемпионат части по боксу выиграл в "полутяже", после чего настроился на участие в следующем этапе турнира. Победа давала мне право в составе команды выехать на первенство округа в Кронштадт. Надеялся и ждал, надеялся и верил... И, как оказалось, совершенно напрасно. Когда наступил вожделённый день отъезда, я понял, что и на этот раз не выгорит, ибо пробудился по протяжно-бодрому крику сержанта в положенное по уставу время, а не ранним утром по дружескому шлепку кого-нибудь из будущих чемпионов. Причины, наверное, были те же... - предательская несовместимость с циркулярами и, конечно же, "неуставное мышление". Во всяком случае по известным и не известным мне причинам меня решили никуда не выпускать. Моё огорчение однако прошло, как только я увидел вернувшихся "счастливчиков" из других, причём более лёгких весовых категорий. Боксёры даже издали выглядели весьма живописно. Перебитые носы и разбитые брови живо свидетельствовали о несчастливом соперничестве, а свежие синяки высвечивали детали этих несчастий. Понуро пожав мне руку, один из участников боёв "за Кронштадт" сообщил, что мой "победитель" из команды соперников после первого боя следующего круга с мастером явил собой ещё более плачевное зрелище... Вспомнив, применительно к этому случаю особенно верное изречение: всё, что ни делается, делается к лучшему - я подумал, что жизнь и в самом деле преподносит не одни только скверные сюрпризы. Итак, всё вернулось на круги своя и продолжилось в них же. В увольнения меня не пускали, а командировки, как я понял, мне тем более не светили. Между тем серый воздух становился всё прозрачнее, а небо синее. Солнце, поначалу блистая на сухом снегу, заструилось на плачущем. Рядышная гранитная гора потемнела. Весенняя влага выявила в ней, а прозрачные дожди омыли сокрытые прежде узоры. Повсеместные ручейки особенно живо и весело бормотали в дневное время, скрашивая гнетущую тишину ночных дежурств. Чёрная шинель не особенно предохраняла меня от сырого ветра, но делать нечего - от устава, как и от КПП, далеко не отойдёшь. Но вот что радовало: звёзды, мерцая драгоценным пологом, манили своей далью и загадочностью. Их свечение не зависело ни от ветра, ни от сырости и я часами вслух читал им стихотворения любимых мною поэтов Лермонтова, Пушкина и Есенина. Когда же уставал от крылатых образов, то вспоминал наиболее интересные фрагменты сыгранных мною партий в шахматы, а однажды попытался даже сыграть с таким же как и я "штрафником" вслепую (в этой единственной и в самом деле "слепой" партии я выиграл было коня и пешку, но вскоре начал сбиваться, путаться и, перестав ориентироваться в позиции, сдал игру). Итак, времени для поэзии, "игры в шахматы" и размышлений о свободе у меня было предостаточно. Недоставало только самой свободы. Всё, что мне оставалось - это, подобно лермонтовскому Мцыри, - изыскивать пути к ней. В попытках осознать необходимость, я вздымал глаза к небу и видел только ту его часть, которая просматривалась с территории "учебки". Между тем близилось время окончания курса и мне становилось ясно: без нарушения Устава нашего "монастыря" мне из него не вырваться! Как-то, в очередной раз меряя шагами ширину ворот, я окончательно созрел для того, чтобы выйти за пределы "этого" мира, дабы посетить "тот". Словно желая вдохновить меня на подвиги, солнце окончательно растопило остатки снега, тёмными ручейками подсказывая мне ходы из заточения. Решение пришло внезапно. Не меняя морскую робу (ХБ) на парадную (.3), в которой приличный люд ходил в увольнения, а я одевал лишь в нарядах, в один из дразнящих солнцем дней я раздобыл небольшую доску и перемахнул через забор осточертевшего мне "монастыря". Как я уже упомянул, он находился в старинном городке и его средневековые достоинства находились где-то рядом. Особенно хотелось узреть замок, заложенный шведским королём Торкелем Кнутсоном в 1293 году. Разыскав крепость с подвесным - на цепях - деревянным мостом, я был поражён её живописными башнями. Испещрённые шрамами веков, вмятинами от ядер и баталий поздних времён, крепость истинно являла собой героическое и величественное зрелище! Насладившись видом древних стен, я, неспешно прохаживаясь по старым улочкам и любуясь окрестностями, - неожиданно вышел к величавому зданию, построенному отнюдь не во времена шведского короля. Явно не принадлежа к романскому стилю и вряд ли претендуя на "выборгский Луксор",* оно всё же было не лишено достоинств. Опознав строгий "сталинский стиль" сооружения с мощными колоннами и широким порталом, я какое-то время находился под впечатлением его внушительной соразмерности. Между тем правильность и державная беспощадность сооружения лишь подчёркивали надуманность моего пребывания рядом с ним.... Это открытие внесло некоторую разнообразие в моё радужное настроение... Пока я предавался размышлениям на эту тему, оглядываясь по сторонам и стараясь упредить возможную опасность, отворились тяжёлые, покрытые резьбой "министерские" двери. Не успел их тяжёлый хлоп растаять в ступенном пространстве, как на узкую площадку вышла группа офицеров высшего командного состава с какими-то папками в руках. Одетые в чёрные морские кители, украшенные серебряными знаками отличия, тускло-золотыми нитями кокард на фуражках и шитыми звёздами на погонах, они "колонным" рядом и едва ли не в ногу спускались по отлогой лестнице. Бежать было поздно... Проскочить незаметно тоже нельзя было. Находясь пока ещё наверху, строгая шеренга адмиралов и контр-адмиралов шла прямо на меня... Мир сжался для меня до узкого пространства между мною и ими. В висках лихорадочно застучало, в ушах зазвенело... Откуда-то возникли звуки бравурных маршей, которые перебили трагические мотивы "героических" симфоний Бетховена... Охваченный минорной "темой" я не мог точно определить звания офицеров, но успел заметить, что "трёхзвёздных" капитанов первого ранга там точно не было! Шли они молча, лишь изредка перебрасываясь короткими фразами. Лица воителей впечатляли надсуетной надменностью, суровостью и непроницаемой сосредоточенностью, а фигуры статью и выправкой. Нужно было немедленно что-то предпринять... Сделав несколько шагов в сторону, я переправил доску в левую руку и, вытянувшись в струну, - лихо отдал честь адмиралам. Шеренга в верхней своей части дрогнула и почти одновременно вскинула руки к виску, для чего некоторым из них, как и мне, пришлось переложить поклажу в левую руку. Это лишь чуть нарушило ритм взметнувшихся рук и в своей заданной симметрии выглядело поистине великолепно! При всём этом успел я заметить, что мой рост за сто восемьдесят ничуть не высился над бравыми офицерами. Прошагав мимо, "чёрная стать" наверное не без юмора отреагировала на произошедшее, ибо кто-то из адмиралов с улыбкой оглянулся на меня. Заворожённый произошедшим, я - тогда ещё безусый юнец - провожал их глазами и не сходил с места. Какое-то время проторчав истуканом, я решил дислоцироваться с опасного для самовольщиков пятачка и, с каждым шагом ускоряя движение, не оглядываясь пошёл прочь. И не напрасно. Если бы из двери вышли чины помельче - и чем мельче, тем для рядового хуже - не миновать мне беды. Впоследствии это подтверждалось неоднократно. Чем меньше звёзд и мельче они были на потёртых погонах хмурых офицеров, тем дотошнее и свирепее они казались. Быть может, за исключением юных лейтенантов. В первые годы службы они, наверное, носят ещё в своём ранце "маршальский жезл", а потому большая их часть относится к рядовым "по-генеральски". Однако по прошествии лет "жезл", как правило, куда-то теряется, ибо им лоб в лоб приходится сталкиваться с реалиями, которые в глазах "потерпевших" олицетворял собой в том числе и рядовой состав. Увы. В другой уже войсковой части и в другом городе, куда я был сослан за жёсткий отпор "дедам", меня с приятелем-осетином как-то остановил начальник местной гауптвахты - капитан, по запоминающейся кличке "Бздынь". Придравшись к звёздам на бескозырке - величина их, видите ли, была больше уставной! - он снял нас с увольнения, объявив пять суток ареста. Как нам скоро пришлось убедиться - это имело свой, по-армейски здравый смысл. Осетин был здоровым парнем - борцом, я тоже не был слабаком. Арестованные "за неуважение к уставу", мы тут же были приобщены к делу. "Дел" было много, ибо глазам открылся квартал, с одной стороны которого словно выкорчеванные руками Гигантов валялись корни спиленных деревьев. По приказу "сверху" их нужно было... всего-то расщепить на дрова. В этих целях нам была выдана кувалда и... зубило с мизинец толщиной и мы, уподобившись герою греческих мифов, - едва ли голыми руками принялись разрывать полусырые, ехидно поскрипывавшие корни. Впрочем, это уже другая история, которая, надо сказать, закончилась для меня, как в сказке. Дня через три к капитану подошёл полковник и принялся его за что-то сурово отчитывать. "Бздынь" вытянулся в струну (хоть и защемлённые корнями, но это мы разглядели), а после "отчёта" дёрнувшись честью, тотчас выпустил меня на свободу - в казарму, то есть. Визит полковника объяснялся просто. В то время я - единственный из матросов - играл в квалификационном "офицерском" турнире по шахматам и без моей "робы" нельзя было обойтись, не нарушив квалификацию турнира. Отряхнувшись от опилок, я грустно распрощался с приятелем, но весело отдал честь капитану. Не отреагировав на приветствие, он смотрел на меня прищурив глаза. Припомнив первую историю, кто-то спросит, а доска-то зачем понадобилась мне? А затем, отвечаю, что увидя в городе матроса облачённого в ХБ а не в парадную форму, да ещё с "рабочей" доской в руке - кому могло прийти в голову, что он в самоволке?! Правильно, никому. Это потом только я прикинул, что, попадись патруль, - не сносить мне головы. Ибо начальники патрулей, находясь как раз в "опасном" звании, на своём веку всяких хитрецов видывали. Так что слава богу, я их тогда не видел! Виктор Сиротин ________________ * Египетский храм в Луксоре, посвящённый богу Амону. Выстроен в 15 в. до н. э. зодчим Аменхотепом Младшим. http://www.pereplet.ru/text/sirotin05aug08.html
82-й: Эти записки сделаны по памяти, через 35 лет после окончания обучения в ВАШМ №5 в славном городе Вышний Волочек. Приношу извинения за возможные неточности... Не я первый высказал эту мысль, но я первый готов под ней подписаться. "Бывает малая память и большая память. малая память существует для того, чтобы помнить малые дела, а большая - чтобы забывать большие" [Джон Ле Карре] Когда мы были молодыми. Итак, лето 1973... Пройдя курс молодого бойца, приняв присягу, маршируем всей ротой, колонной по шесть, по необъятному плацу, готовясь к строевому смотру. Из 150 молодых глоток вырываются слова на мелодию некогда популярной строевой песни: "Турбина громче песню пой! Сильней размах стальные крылья! За вечный мир! В последний бой! Летит стальная эскадрилья!" По краям плаца зеркала в рост человека и такие же большие плакаты, краской по жести, с изображениями подтянутых курсантов замерших в разных фазах строевых упражнений. Да, прежде чем пройти в ротном строю, погоняли нас по этому плацу на строевой подготовке изрядно. А ещё вокруг плаца стоят пять трёхэтажных казарм, с длинной и короткой стороны. Ещё с одной стороны одноэтажная столовая, за ней подсобное хозяйство со свинарником. С последней стороны плаца, поодаль, высится громада запущенного православного храма, используемого под склады, в том числе и учебного вооружения. Пару раз видел я на паперти - лежали авиапушки. За храмом - бывшие кельи монашеские, в которых располагалась санчасть. По легендам, раньше тут был женский монастырь, и, конечно (!) к некоему мужскому монастырю шёл подземный ход. Ещё на территории школы был клуб, офицерская столовая с буфетом, штаб, учебные классы, и прочие необходимые сооружения. У нашего 3-го взвода у деревянного забора, стоящего вдоль железной дороги Москва - Ленинград, был свой одноэтажный кирпичный класс, и при нём выгороженная площадка с учебными кино-фототеодолитными станциями. В этом классе и на площадке мы проводили славные учебные часы, изучая высоковольтные и низковольтные электросхемы приборов; возясь с устройством матчасти на предмет её, матчасти, боевого применения и ремонта. Ещё у нас была взводная собака, которая жила в деревянной будке. Уж сколько поколений курсантов она видела, не знаю нам она досталась в почтенном возрасте. А звали её Бек. Сама школа, очевидно, была построена вскоре после 2-й Мировой войны немцами - военнопленными. Уж больно всё было сделано капитально, и походило на их военные городки. Здания эти поддерживались, внутри и снаружи, в идеальном состоянии. Чего нельзя было сказать о монастырских сооружениях. Было дело, носили мы всем взводом в гаражи, кому-то из начальства, дубовые доски из храма. Метров по шесть длиной, сантиметров по 40 шириной, а толщина - шестидесятка, не меньше. Тяжеленные! По парочке курсантов на доску - и ноги подгибаются, а на поворотах заносит. Но, это так, эпизод, под занавес обучения. А, в остальном, всё было по-серьёзному. Не знаю, интересен этот рассказ кому, или нет... Потому как - кто там был, тот и сам всё знает. "Только сон приблизит нас, к увольнению в запас!" Солдатская мудрость. Хорошо помню, за что заработал свой первый наряд вне очереди от замкомвзвода. Не знаю как сейчас, а в 1973 году было модно во время передвижения по плацу во время строевых занятий отрабатывать выполнение команды: "Вспышка слева!" и для разнообразия "Вспышка справа!". Как надо выполнять эту команду? Ответ один - эту команду надо выполнять ПРАВИЛЬНО! И вот, вдосталь нападавшись в составе родного взвода на жёсткий асфальт, я узрел в двух метрах от себя чудесный зелёный газон, окаймляющий плац. По получении очередной команды: "Вспышка с...!", я ринулся к газону и растянулся на мягкой травке, ногами по направлению к воображаемому ядерному взрыву. Во многия мудрости многия печали. Порок был наказан перед строем без помедления - один наряд в роту. Что это значит? Это значит, что после отбоя я пошёл решать половой вопрос на "машку" . "Машкой" (от слова махать) называлась в Волочке утяжелённая модификация половой щётки для натирки полов. О, полы в армии! Сколько километров этих полов пришлось натереть или вымыть до срока собственного старения! Но вернёмся в родную казарму. И кто её так назвал - казарма? В Волочке это был Храм порядка. Большого Порядка, в том числе и по причине величины храма. Судите сами, у нас на 2-м этаже на двухярусных койках размещалось человек 150. Было место для построения всей роты, оно же - место для физподготовки зимой, или в дождливую погоду. Для этого к потолку были привинчены перекладины в достаточном количестве. А ещё: красный уголок, оружейка, умывальная, санузел, бытовая комната, каптёрка, сушилка. Так что половой вопрос решался часа полтора, причём в темпе. И вот, намахавшись на полах, перекурив в туалете, получив разрешение от дежурного по роте на отбой, забираешься в койку и моментально засыпаешь, чтобы проснуться (причём кажется, что через минуту) от команды дежурного: "Рота! Подъём! Выходи строиться! Форма построения такая-то!" А это уже шесть утра. И больше у тебя не возникает желания проявлять инициативу с газоном. Что интересно, за полтора года дальнейшей службы, я ни разу не слышал ни от кого из командиров этой команды: "Вспышка с какой бы ни было стороны!" Может спецбоеприпасы у супостата закончились?
82-й: Эти записки сделаны по памяти, через 35 лет после окончания обучения в ВАШМ №5 в славном городе Вышний Волочек. Приношу извинения за возможные неточности... Когда мы были молодыми. Всплыла в памяти фамилия ротного замполита, майора Кулиева. Нормальный дядька. Помню, летом 1973 года, случились выборы в Верховный Совет СССР. Замполит нам в субботу говорит: “Завтра, подъём на час позже и без команды. Встаёте, заправляете койки, утренний туалет. А потом, без команды, но в строю, но можно не в ногу, выдвигаетесь на избирательный участок в клуб. Можно с гармошкой”. Вовка Иордан умел играть. Так и пошли, проголосовали. За кого – не помню. А, вообще, передвижение по территории части строго регламентировалось. Хождение только строем, даже если идут два человека. Праздношатающихся одиночек наказывали. Поэтому даже на территории части были совершенно не известные мне места. В город увольнений не было. Несмотря на чисто символическое ограждение территории, особенно со стороны железной дороги, самоходов не наблюдалось. Об отличиях в форме одежды в Учебке и в строевой части. По крайней мере, в 1973 году в нашей Учебке на погонах повседневной гимнастёрки отсутствовали какие-либо буквы. Только на шинели и на “парадке” крепились к погонам на “усах” металлические буквы СА. В части же выдавались погоны на гимнастёрку с наклеенными пластиковыми буквами СА. “Вставки” в погоны в учебке были запрещены. Летом мы постоянно носили фуражки. Пилотки в нашей Учебке вообще не выдавались. На шапке-ушанке была прикреплена маленькая красная звёздочка. Позднее, уже в части, звёздочку, официально, заменила кокарда (такая же, как и на фуражке). На “подменку”, когда идёшь в наряд на кухню; на подсобные хозяйственные работы, в Учебке выдавались гимнастёрки б/у. В части, в аналогичных обстоятельствах выдавались гимнастёрки старого образца, со стоячим воротником, с пуговицами у горла, надеваемые только через голову. Чистота подворотничков, пришиваемых на гимнастёрку, в Учебке тщательно контролировалась замкомвзвода. Утром, вечером, когда угодно. В том числе на предмет изыскания кандидатур на уборку казармы в воспитательных целях. В части же, в основном, всё зависело от личной опрятности. Хотя тоже, можно было нарваться под горячую руку на старшину роты. Шинели в Учебке обрезать запрещалось под угрозой наказания. Резали, однако, всё равно, но так, чтоб верх сапожных голенищ был прикрыт сантиметров на десять. Это уж в части, кто во что горазд резал от души. Поясные ремни с латунными бляхами всем изначально выдавались изготовленными из кожзаменителя. Ближе к “дембелю” обзаводились ремнями из настоящей кожи. Чистота и блеск блях в Учебке проверялась регулярно, равно как и положение бляхи между 4-й и 5-й пуговицами гимнастёрки. Затяжка ремня должна была отвечать требованию: “чтоб ладонь не пролезала!” А бляха должна была сверкать как у кота глазки. Все создания с нечищеной бляхой, висящей на причинном месте; с распахнутым воротом гимнастёрки; с пилоткой на затылке; с подрезанными донельзя полами шинели (так называемый “полуперденчик”); с надставленными и изящно скошенными каблуками сапог, подбитых звонкими подковками с искрой; с негнущимися “вставками” в погоны; были порождением частей, в которых служили после Учебки. Правда, до белых шнуров аксельбантов (даже на “дембель”) дело в те годы не доходило… Несомненно, существовал критерий отбора новобранцев в ШМАС. У нас во взводе абсолютно все имели полное среднее образование, несколько человек до призыва успели закончить техникумы и первые курсы вечерних отделений институтов. Один человек был призван после дневного института (Коля Скоробогатов) на один год. Командирами отделений назначались физически крепкие ребята, обладающие, по мнению командиров, жизненным опытом. После курса молодого бойца и присяги им присваивались ефрейторские звания. Почти все до армии где-то успели поработать. Некоторые надеялись получить в армии специальность, чтобы по окончанию службы поступать на работу, уже имея на руках документы и стаж. В учебке нас научили разбираться в электросхемах, отслеживать по схемам аппаратов пути тока, объяснили теорию электротехники. Мы научились паять низковольтовые кабели, научились пользоваться тестерами, изучили фотодело и устройство кинотеодолитных станций. Цель обучения была достигнута. Теоретически мы были готовы к работе на технике, имели представление о диагностике основных возможных неисправностей приборов и мелкому ремонту, были в состоянии проводить ежедневные поверки и юстировку приборов. На практике, уже в “боевой” части, с ремонтом оборудования сталкиваться не пришлось. Очевидно, причиной была достаточно высокая надёжность оборудования, прошедшего военную приёмку на заводе. Наладкой работы комплекса: ЦПУ – приборы занимались исключительно офицеры – командиры. Всё остальное было на нас: отснятие и проявление проб, ежедневные поверки, юстировки, намотка кассет, заряжание аппарата, визуальный (в мощную оптику) поиск и сопровождение целей, разряжание аппарата, принятие команд и рапорты по ГГС. За каждым регистрирующим прибором был закреплён конкретный оператор, отвечающий за вышеперечисленные действия. И мы ощущали эту ответственность, так как после обработки фотоматериалов рекламации по работе конкретно твоего прибора (и последующие взыскания) никто из нас не хотел получать. Офицеры во время полётов находились в абсолютном большинстве случаев на ЦПУ. На приборах на ИП работали только срочники. Специальность у нас была специфической, и, абсолютно, на гражданке напрямую не применимая. Большинство к этому относилось безразлично, но были ребята, которые пытались перевестись, например, в автороту, с целью получить специальность водителя или автомеханика. А так, по окончании срочной службы, каждый из нас получил удостоверение, разрешающее работать на военных электроустановках с напряжением до 500 В.
82-й: Когда мы были молодыми. Воспоминания - они тянутся как ниточка из клубка, пока есть клубок. Вот вспомнил о физподготовке и ВСК в ШМАСЕ. Пришли мы с гражданки, в большинстве своём, физически мало подготовленными к нагрузкам, которые будут в армии. Не хочется никого обижать, но, наверное, только единицы ещё на гражданке морально и физически заранее сознательно готовились к армейской службе. Поэтому, остальным было нелегко втянуться в совершенно иной ритм нагрузок в учебке. Во-первых, постоянно хотелось спать (подъём в 6-00, отбой в 22-00), во-вторых, хотелось есть (армейское питание и армейские нагрузки - это вам не дома, у мамочки, шанежки на печи шамкать). А с утра каждый день была зарядка, в большинстве случаев на плацу, и только в проливной дождь - в казарме. Форма построения - голый торс, и слева по одному выбегай строиться у казармы... Обучали нас комплексу физупражнений, разработанных видать ещё перед Первой мировой, для инфантерии. Это всяческие наклоны и повороты туловища; подпрыгивания на месте с одновременными движениями рук (вверх - в стороны - вниз) и ног (вместе - на ширину плеч); потом, обязательные отжимания и, наконец, бегом кружок вокруг плаца. На специальных занятиях по физподготовке практиковались отжимания от земли, качание пресса на скамейке, и турник. На турнике отрабатывалась классика: подтягивание на руках; выход силой и подъём переворотом. Причём командир взвода, капитан Безменов, один раз в воспитательных целях продемонстрировал все эти упражнения лично. Отдельная статья - бег. Бегали много, и бегать было тяжело, особенно в начале, пока не втянулись. Из-за чего? Курили почти все во взводе, да и бежать в сапогах тяжелее, чем в кедах (о кроссовках тогда и не слышали). Военно-спортивный комплекс, это отдельная песня. Кто в армии не проходил полосу препятствий? Кто не ползал в полной выкладке по земле? Кто не бегал среди и по частоколу труб, а затем не бежал по бревну, не прыгал через ров с грязной водой, а затем не перелезал через дощатую стенку? Кто не полз по бетонной трубе, а, выбравшись из неё, не метал учебную гранату? Ещё запомнился зачёт по бегу. То ли три км, то ли пять - на время. Вот когда к финишу полудохлые подбегали... Но, зато, на учебной тревоге, марш-бросок как-то незаметно прошёл, хоть и совершали его в полной выкладке. Точно, тяжело в учении - легко в бою. И совсем уж приятные воспоминания остались от занятий по плаванию. Нас летом несколько раз приводили на берег канала в Волочке. Надобно заметить, что только в учебке были такие интенсивные занятия по физподготовке. В вышневолоцком ШМАСЕ по КТС учили только наш взвод. Из 15-ти учебных рот. Стационарное оптико-механическое оборудование наземного базирования для фоторегистрации объектов и их координат в трёхмерном пространстве. Объекты - все, что летает по военной тематике и всё что отделяется от этих объектов, по той же тематике, в воздушной и безвоздушной средах. Регистрация была возможна, конечно, при наличии оптической видимости в местах проведения полётов. В те времена на полигонах работали три типа станций. Два типа (крупные по габаритам и по мощности объективов) требовали одновременной работы на станции двух операторов. Один тип станции допускал работу одного оператора. На одном из таких приборов я проработал на ИП-8 1,5 чудесных года в паре с коллегой (у того был свой аналогичный КФТ). В наши служебные обязанности входили следующие операции: ежедневные проверки работоспособности электрических и механических составляющих КФТ, юстировки (при обнаруженной необходимости) КФТ как оптического прибора, до начала полётов: производство и проявление фотопроб, намотка неэкспонированной фотоплёнки на кассеты, зарядка прибора, визуальное обнаружение и сопровождение воздушных объектов (боевая съёмка осуществлялась дистанционным запуском механизмов перемотки рабочих КФТ c ЦПУ, после синхронизации открытия обтюраторных затворов рабочих КФТ и проверки прохождения импульсов СЕВ на КФТ). По окончании каждого полёта по теме, аппараты перезаряжались, отснятые материалы маркировались. В конце дня материалы подлежали сдаче руководителю работ, и направлялись на обработку.
82-й: Когда мы были молодыми. В те времена из учебки нас в увольнение не отпускали. Даже когда кто-то из родичей к кому приезжал. А может и нет - с родичами пускали? В общем, я лично, за оградой бывал только на стрельбище, на канале (пару раз летом плавали-купались по физо), по учебной тревоге куда-то в лес выдвигались, и один раз доски таскали в гаражи. Самоходы среди курсантов были не приняты - себе дороже. Постоянный состав точно ходил. Не знаю как в более позднее время с этим делом в войсках было, но из нас сходу в Волочке все штатские привычки вышибли. Причём всё в рамках Устава гарнизонной службы. Метод простой как мычание - все отвечают за проступок одного + не умеешь - научим; не хочешь - заставим. Причём всё путём - никто не ушёл обиженным. Общения с соседними ротами у нас как-то небыло. Нас всегда чем-то занимали: занятия в классе, строевая, физо, огневая, политзанятия, уборка территории, наряды на кухню, наряды в свинарник, авральная чистка картошки на всю часть. От подъма до отбоя. Насчёт личного времени подход был такой: личное время - не значит свободное время. Т.е. подшивай воротничок, чисть сапоги, учи Уставы, учи конспекты, пиши письма. По территории части шататься было запрещено. Все передвижения - только строем со старшим по команде. Даже если топаешь вдвоём - втроём. Конечно, не всё так задолбано было. Через пару месяцев освоились. У нас был свой, отдельный класс-здание. Его и сторожили для воспитания со штыком от СВТ на ремне. По отдельным редким разговорам знаю, что в ШМАСЕ готовили двигателистов, радистов, оружейников. Кто там ещё был, куда они попали - не знаю. Знаю только про тех из взвода, с кем дальше служил. Считаю - повезло, что вместе потом работали. Про питание в ШМАСЕ (1973 год). После гражданки, хоть и не было тогда возможности всякие деликатесы лопать, в учебке, в первые две недели пребывания, в рот ничего не лезло. Единственно съедобными продуктами казались хлеб, масло, чай, сахар. Масло и сахар в армии были подлинной ценностью. Существовала норма выдачи масла – 20 граммов в день. Давали его только по утрам, в завтрак. На алюминиевой тарелке лежали 10 цилиндриков масла (за один стол в столовой садилось по 10 человек) – видно была специальная мерная давилка. Сахар выдавался кусковой, пиленый, под расчёт по три (вроде бы так) кусочка на человека. Но сахар давали два раза: утром и в ужин, к чаю. Масло, сахар и сигареты принимались в качестве залога при спорах между нами (если кому уж очень хотелось рискнуть остаться без них). Не сомневаюсь, что рацион солдатский был рассчитан диетологами, но масла и сахара молодым здоровым парням было маловато. По себе помню, как уже не в учебке, а в части, при посещении буфета, мог в охотку легко выпить подряд две банки сгущенного молока. И не только я…, и не только выпить, а ещё и заесть двумя кусками хлеба. В учебке, и первое и второе, как правило, готовилось на свином жиру. Вопрос, куда мясо девается, не возникал, потому, как понимали, что кушать хочется всем, а на свинье всегда жира больше, чем мяса. Иногда всё это готовилось на комбижире, что ещё противнее. На первое давали суп с перловкой или ячменной кашей, либо щи, по сезону со свежей или кислой капустой. На второе – каша из тех же круп, а как праздник гречка, или картошка. Однако, все эти прелести, по какой-то причине, были водянистыми. Раз в неделю давали рыбу – что-то типа хека – вареную или жареную. Третье блюдо – чай, компот или кисель. Кстати, количество кусков хлеба тоже нормировалось. С такого харча, конечно, никто не раздобрел, но и с голоду тоже никто не помер. Наоборот, через месяц службы в учебке, с тарелок сметалось всё (или почти всё… иначе, чем кормились те же свинки?) Примерно так же питались и в частях, куда нас распределили после учебки. Полазив по сайтам Вышнего Волочка, я получил поверхностное представление о финише ШМАС №5. Судя по этой информации, от инфраструктуры Школы в Красном Городке ничего не осталось. Как была организована ШМАС №5, и в каком году? Пока на этот вопрос я не нашёл ответа. Знаю только, что на территории Монастыря до ВОВ был дислоцирован 144-й сп 48-й Тверской сд. Выборочное цитирование из http://samsv.narod.ru/Div/Sd/sd048/h2.html: "Сама дивизия сформирована приказом по войскам Тульского УР от 25 октября 1919 года под наименованием 1-й Тульской стрелковой дивизии, с 23 февраля 1920 года - 48-я стрелковая дивизия, с 11 ноября 1921 года - 48-я Тверская стрелковая дивизия. В 1923 году дивизия получила двойное наименование (по месту нахождения штаба стала называться Тверской, а по месту расположения ряда служб - Кашинской). В её составе после упразднения бригад из дивизий и переформирования оказались 142-й, 143-й, 144-й стрелковые полки, один артиллерийский полк и один кавалерийский (вскоре направленный в Туркестан на борьбу с басмачами), а также различные спецчасти и подразделения обслуживания. 144-й полк, ставший затем Кимрским, а ещё позднее - Вышневолоцким, некоторое время находился в Москве, прочие же части сразу разместились в Тверской губернии. В 1924 году дивизия перешла на территориальную систему. 143-й полк был передислоцирован из Серпухова в Тверь, а 142-й полк - из Твери во Ржев, где находился один из его батальонов. В июне 1924 года дивизию посетил командующий войсками округа К. Е. Ворошилов. Проверив подготовку 144-го стрелкового полка в Вышнем Волочке, командующий прибыл в Тверь и побывал на полковом стрельбище 143-го полка, где по плану боевой подготовки проводил стрельбы второй батальон. Вскоре 48-ю стрелковую дивизию посетил новый командующий войсками МВО И. П. Уборевич. Много пользы приносили сборы командиров и комиссаров полков, батальонов и артдивизионов перед началом каждого летнего сезона. Они проводились командиром 2-го стрелкового корпуса, в состав которого входила дивизия, В. К. Триандафилловым (вступил в командование корпусом в 1928 году). 144-й стрелковый полк в то время находился в Вышнем Волочке." По крайней мере, в ноябре 1968 года ШМАС №5 уже существовал. В нём учился один из посетителей форума Airforcе.ru. По моим представлениям об армейской архитектуре - здания ШМАС были построены в послевоенное время, не исключено, что немцами-военнопленными, и не исключено, что по немецким же проектам. Про "полёты" в учебке. Одной из мер воспитания курсантов в учебной роте являлись "полёты". Вот к примеру, если мера зла с нашей стороны была за день превышена (с точки зрения замкомвзодов), то после вечерней поверки старшина (ст.с-т срочной службы) устраивал нам "полёты". Подавалась команда: Рота! Отбой! Предыдущими "полётами" мы (в роте было человек 150 - пять взводов по три отделения) были приучены к тому, что надо максимально быстро броситься к своей койке, раздеться, сложить на табурет ремень, шаровары (повдоль и пополам), поверх них - гимнастёрку пополам (грудью и погонами вверх, подворотничком в проход), на гимнастёрку положить фуражку, под табурет поставить сверкающие сапоги, а поверх голенищ развернуть и положить портянки. После чего сорвать с аккуратно застеленной койки натянутое ещё утром синее одеяло с тремя белыми полосками на каждом конце одеяла (при заправке утром, на одеяло тем же табуретом, как утюгом, наводились "стрелки" по краям), нырнуть (или забраться на второй ярус) в койку, и затихнуть. Почему затихнуть? Потому что любой скрип хоть одной коечной сетки вызывал совершенно справедливое недовольство старшины и подавалась команда: Рота! Подьём - 45 секунд! Форма построения - полная! После получения команды надо было не просто откинуть одеяло куда попало, а резким движением руками отбросить его в ноги на спинку койки (этому тоже обучали нерадивых). После чего вывалиться в проход (иногда со второго яруса на спину соседу снизу) и натянуть на себя форму и сапоги. Допускалась постановка в строй в незастёгнутом виде, но подпоясанным ремнём, и чтоб портянки не торчали из сапог. Как-то вечером (отбой в 22-00), мы шесть раз за вечер "летали" при закрытых (летом) окнах. Стёкла запотевали во время "полётов". Если никто не скрипел, то тогда в проход летели плохо уложенные вещи, и всё повторялось сначала. Иногда проводились показательные "полёты". Это когда всем объясняли кому из курсантов конкретно, мы обязаны сегодняшними "полётами". Так мы усваивали принцип коллективизма: все за одного. Действовало. Ни на кого не в обиде. Зато, если всё было хорошо, можно было после "отбоя" тихо лежать под одеялом и слушать, как над нами соседняя рота на третьем этаже совершает свои вечерние "полёты".
82-й: Когда мы были молодыми. В ожидании ДМБ. Ещё в учебке всем объяснили, что ДМБ не имеет к нам никакого отношения, а говорить надо “увольнение в запас”. Но последнее прижилось только в солдатской речёвке –пословице: “Только сон приблизит нас к увольнению в запас”. А весь остальной фольклор крутился вокруг трёх заветных букв – ДМБ. Где только мы не встречали эти три буквы с двумя двузначными цифрами через чёрточку? Они были нацарапаны штыком на штукатурке, написаны краской на стенах, вырезаны ножом на стволах деревьев и уличных скамейках, написаны шариковой ручкой на внутренней стороне пилоток. В эту аббревиатуру и в эти цифры укладывались 730 (у кого чуть больше; у кого чуть меньше) дней армейской службы. Лично я прибыл в РВК 15 мая 1973 года, и ровно через два года, 15 мая 1975 года покинул войсковую часть, что бы вернуться домой. Вначале ничего не было, но недели через две пребывания в учебке у многих, если не у каждого появились карманные календарики, бережно хранимые на груди. В этих календариках иголкой прокалывался каждый прожитый в армии день. Одни кололи этот день с утра, другие вечером. Одни были верны этой традиции до ДМБ, и привезли домой, на память о службе, три исколотых календаря. Другие через полгода, или через год бросали это занятие, отчаявшись под грудой сотен, ещё не прожитых дней. Помню, ещё в учебке, мы начали резать на запАхе поясного армейского ремня с латунной бляхой, треугольные зарубки в честь каждого минувшего месяца службы. И было этих зарубок так бесконечно мало… Позднее, отслужив один год, мы надевали на поясной ремень ещё один треньчик, чтобы издали было ясно – кто есть кто в этом мире. В 1974 году, по приказу сверху, ввели жёлтые прямоугольные нашивки, которые пришивали на правый рукав шинели выше локтя. Одна нашивка – первый год службы, две нашивки – соответственно второй год службы. Это ожидание ДМБ действовало на всех по-разному. Одни становились пофигистами; другие старались уйти в работу (если была конкретная техническая специальность и конкретная должность); третьи погружались в тягучее время, как погружается комар, неосторожно севший на каплю свежей сосновой смолы, и застывали в этом времени в спокойном созерцании мира, каким он есть. Каждые полгода отмечались сто дней до Приказа об увольнении в запас очередной группы военнослужащих срочной службы. И тогда каждый вечер, после отбоя, в тёмной казарме раздавался одиночный крик: -Старики! До Приказа … дней! И стены казармы сотрясались от коллективного крика всех “стариков” –Ура! Для разнообразия был вариант: -День прошёл! А в ответ раздавалось: -Ну, и буй с ним! А потом приходил Приказ, его надо было обязательно вырезать из газеты и хранить там же – на груди. А ещё, потом, под грустные звуки “Прощания славянки” Старики стояли на платформе у мотовоза и уезжали от нас на гражданку. И те, кто был до этого Фазаном, становился Стариком, а Молодой становился Фазаном. И мы опять кололи дырки в календарях, резали ремни, ушивали парадку, надставляли каблуки у ботинок, покупали офицерскую рубашку, дембельский чемодан, махровое полотенце, точили из “плекса” самолёты на подставках, делали из латуни заколки – самолёты на галстуки и ждали своего Приказа. В день Приказа мы стриглись наголо, чтоб к ДМБ появилась ровная растительность на голове и продолжали ждать. И вот уже для нас звучит “Прощание славянки”. И мы стоим у мотовоза, в последний раз глядя на лица друзей, для которых ДМБ ещё не наступил. И мыслями мы уже там – в дороге Домой. Когда мы были… … молодыми мы учились в Учебке. Там все, кроме сержантского состава, были с одного призыва. Все имели одинаковые обязанности перед службой и были мы равны друг перед другом. Обязанности перед службой понятны – выполняй исправно все приказы отцов-командиров, и чти Уставы гарнизонной и караульной службы. Никаких неуставных отношений в Учебке не допускалось. Конечно, сержанты, в период снисходительности к нашей невинности, иногда предупреждали, что, мол: -Ребята! Вот вы тут не довольны, что вас гоняют… А вот попадёте в строевые части, ещё будете вспоминать Учебку добрым словом… И от слов этих, входило в наши курсантские души некое предчувствие, похожее на то, которое испытываешь сдуру забравшись на скалу: и вниз слезть нельзя и вверх лезть страшно. Прошли счастливые курсантские денёчки. Сдали мы все экзамены и зачёты. Получили Свидетельства об окончании Школы, и (кажется, не помню) Третий класс. Личный состав школы пошёл на отправку в строевые части, а наш взвод оставили ещё на месяц караулить роту и учебный класс. Мы уже знали, что для нас отправка будет по двум направлениям – одних, примерных курсантов, на юг (аж в Крым!); другие заблудшие души должны были отбыть на юго-восток, в места неуютные и далёкие. Мне выкатывалось ехать в Крым. И вот несём мы службу. С видом послуживших и повидавших виды солдат, посматриваем на прибывающих в роту новобранцев. Снисходительно отвечаем на их робкие вопросы: -Ну как вам тут служилось? –Сами всё поймёте! Кое-кто стал покрикивать на них, типа: -Салабон! Что за выправка?! Но покрикивать не шибко активно – рядом сержанты, перед которыми ты сам салабон. Да и через пару недель – кем станешь в строевой части? А на дворе снежный и влажный ноябрь. Сижу как-то раз в нашем учебном классе в кочегарке у горящей печки, кочергой угли ворошу, шлак ловлю. Дело под вечер, сумерки на дворе. Приходит в кочегарку сослуживец, говорит: -Слышь, давай с нами, сходим к котельной. Там тот-то договорился с тамошним гражданским кочегаром на бутылку водки. Ну, пошёл я с ним и ещё с двумя, за компанию к котельной. А там видно подстава была. Взял нас всех старшина соседней роты и сдал нашему комроты. Им всем хорошо – нам пятерым плохо. Никакого официального хода делу не дали, а просто отправили меня на службу в те места, куда должны были другие ехать (ну и приятелей моих, с кем на вылазку пошёл). Приехали в гигантский гарнизон-аэродром. Определили нас на время в огромную сводную роту. А там бедлам до небес. Старики, Фазаны, Молодые… всё как надо: кому положено пашут, остальные жизнью армейской наслаждаются. Но нас пока не трогают, потому как видят, что вроде как Молодые, и вроде, как и нет (всё ж полгода службы что-то значат). Начали мы в этом бедламе обживаться – ремень ослабили, но не сильно, чтоб не нарваться. В сводной роте народу было до фига, своих Молодых хватало, все были с разных производств, так что не успели они нас раскусить, тем более что через неделю нас, из Учебки прибывших, по парам разбили и разослали на последний край Земли. Помню, из гарнизона летели мы на этот последний край на транспортнике несколько часов, вместе с бочками с квашеной капустой и какими-то ящиками. Прибыли на место – с одной стороны море замерзшее, с другой песок до горизонта, тоже замёрзший. Полевой аэродром: перфорированные стальные пластины по песку. Здание радиостанции. Шесть бараков поодаль. Корабли-мишени, на мелководье притопленые. И горький запах полыни в морозном воздухе. Вот тут мы хлебнули с Мишкой по самое некуда: через день - на ремень, через два – на кухню. Вот тут я отощал – худой был как велосипед. За два месяца службы там, я ни разу на станции своей не был (зимой там спецработ не было). Один раз в бане были. На помывку шла морская вода. Голову стиральным порошком мыли. А потом нас из этого гостеприимного местечка откомандировали туда, где было нам, всем бывшим курсантам 113 взвода, Счастье. Там мы работали. Там мы дружили. Там мы стали Фазанами и Стариками. И там нас ждал наш дембельский мотовоз.
82-й: Автор: Довгаленко А.В. Исповедь военнослужащего срочной службы. http://artofwar.ru/d/dowgalenko_a_w/text_0010.shtml
Admin: И снова записки москвича, служившего в Спасске-Дальнем, но в 1959 году... От мордовских лагерей до расстрела белого дома Воспоминания. Часть 1 АРМИЯ В октябре 1959 г. я был призван на срочную военную службу. Из-за борта плотно набитого стриженными новобранцами грузовика, спешно отъезжающего от военкомата (Москворецкого района), я с болью наблюдал быстро удаляющуюся фигурку растерянной матери вместе с группой других матерей и родственников. На сердце было непривычно тяжело. Какое-то предчувствие тяготило меня, я смутно сознавал, что вступаю в неизведанную и опасную область своей жизни. Нет смысла подробно описывать все события моей полутора годовой армейской службы, проведённой вначале в школе младших авиационных специалистов (ШМАС) в г.Спасск-Дальний на Дальнем Востоке, а затем в 965-ой окружной ремонтной мастерской (обслуживающей приаэродромную автомобильную спецтехнику) в том же городе. Остановлюсь только на самых важных событиях. Специальный поезд с новобранцами из Москвы и Моск. Области до Спасск-Дальнего ехал долго, около недели. Станционное начальство по пути его следования заранее оповещалось предупреждающими депешами. Однако они мало помогали. Новобранцы, практически предоставленные сами себе, представляли из себя некую махновскую вольницу, сметающую на своём пути все винные и пивные привокзальные прилавки. Осталось в памяти: поезд медленно отправляется от какой-то станции, а в окне вагона запечатлелась развесёлая картина небольшого винного погрома. Плотно облепленный страждущей кучей штурмующих новобранцев привокзальный винный киоск медленно кренится набок и, наконец, рушится под напором радостно кричащей братвы. Нигде не видно ни одного милиционера, ни офицера. Не то, что в наше «демократическое» время... В моём купе шла напряжённая и разнообразная вечевая жизнь. Бренчанье на гитаре с пением воровских и приблатнённых песен сменялось анекдотами, а потом приходило моё время бурных идеологических споров. Почти как когда-то в кубрике линкора «Севастополь» перед Кронштадским восстанием. Спорили до хрипоты, но кто во что горазд. Однажды я своими экстравагантными призывами немедленного установления всемирной анархии и ликвидации советского государственного флага так разозлил каких-то пришлых подвыпивших новобранцев, что меня уже было потащили к тамбуру дабы выбросить охальника вон «во тьму кромешную». При этом они приговаривали: «Нет, ты повтори, фраерюга, и флаг наш уничтожить ?!» Однако ребята из моего купе меня всё-таки отбили, назидая больше не затрагивать таких рискованных тем. Разумеется, моя зарисовка нравов новобранцев-призывников не претендует на всестороннюю адекватность или объективность. Тем не менее, несмотря на некоторую субъективную преувеличенность, я не очень сильно грешу против истины. Дело в том, что прославленный своим террором ушедший тоталитарный режим всегда был очень противоречивым и неоднозначным. В каких-то важных для себя областях общественной жизни режим проявлял неумолимую жестокость в наведении надлежащего порядка, в то же самое время во многих иных сферах (казавшихся ему менее важными) он мог позволить весьма большие вольности или, лучше сказать, послабления. При всей своей тоталитарности советскому строю не хватало - как сейчас говорят - «административного ресурса» для осуществления всеобъемлющего господства над подчинённым населением. Однако несмотря на это своё «несовершенство» общим и неизменным для советского режима было одно: абсолютно не правовой и произвольный характер госуправления и суровое искоренение любой личной и общественной инициативы. Собственно говоря, последний мотив являлся доминирующей превентивной причиной большинства политических (да и бытовых ) репрессий. Именно поэтому коммунисты, несмотря на все свои жестокости, так и не смогли приучить население России к соблюдению даже элементарных норм правопорядка и всякое ослабление власти закономерно приводит только к дезорганизации и общему хаосу. Сегодняшнее дезорганизованное и социально беспомощное состояние русского народа является прямым последствием коммунизма. Впрочем, по прибытии в часть - в школу младших авиационных специалистов (сокращённо: ШМАС) - армейский порядок был наведён быстро и без церемоний. После распределения по учебным командам - ротам и принятия присяги сразу же началась напряжённая учёба совместно со строевой подготовкой и, разумеется, обязательными политзанятиями. Но, несмотря на то, что условия солдатской жизни в школе были довольно суровыми - двух ярусные койки с самодельными соломенными матрацами и невероятной скученностью - я не могу вспомнить что-то особенно нехорошее относительно общей атмосферы в казарме среди солдат сослуживцев или же относительно командного состава. Ни о каких неуставных отношениях (дедовщине) не было и речи. Естественно, иногда случались конфликты и ссоры, но в целом царили дружеские взаимоотношения. Я никогда не отличался жёсткостью характера, тем не менее, не могу вспомнить каких-то особенных обид или утеснений. Скорее наоборот. Например, запомнился такой случай. В столовой воинской части иногда на обед давали по куску свинины. Некоторые куски были постными, некоторые же жирными. Для того, чтобы распределить справедливо бросали жребий. Мне выпал жирный кусок и дежурный сказал: «Ребята, Володя не ест жирные куски, отдадим ему постный». Кто-то вызвался взять мой кусок… Владимир Садовников Записки шестидесятника Полный текст: http://www.hrono.info/statii/2004/sad02.html
Помор: ...Весной 1942 года маму призвали в Армию, присягу она приняла 20 мая 1942 года. В августе ее отобрали в школу младших авиационных специалистов (ШМАС), которая находилась в Башкирии, на станции Давлеканово. Девушек готовили для обработки и дешифровки аэрофотоснимков; учили определять количество танков, самолетов, пехоты, виды орудий, отличать истинные объекты от камуфляжных, составлять карты. После окончания школы авиационных специалистов в феврале 1943 года их выпуск направили под Сталинград. Большой отрезок пути к фронту ехали на грузовой машине в шинелях из тонкого английского сукна, прикрывшись сверху брезентом. Наши войска только что закончили ликвидацию группы немецко-фашистских войск, окруженных под Сталинградом, по улицам города непрерывно двигались колонны пленных, так девушки впервые увидели врага. Из Сталинграда переехали эшелоном в Тамбов, отогрелись там немного после сталинградских холодов. После передислокации на Центральный фронт и пополнения воздушная армия, в которой служила моя мама, действовала по железнодорожным узлам орловского направления, по дорогам, идущим к фронту, а также по войскам противника на поле боя, прикрывала боевые порядки своих войск и коммуникации от налетов вражеской авиации, вела воздушную разведку. Ни одна операция нашей армии не проводилась без тщательной аэрофоторазведки и широкого использования ее результатов. На воздушную разведку к линии фронта, а то и в глубокий тыл врага посылали только самых опытных летчиков и штурманов. Это не просто - методично, квадрат за квадратом, облететь заданную территорию, искусно избегая при этом огненные трассы зенитных снарядов. Под вражеским огнем приходилось осваивать тактику воздушной разведки, учиться летать на малых высотах, на бреющем полете пролетать над самой землей, быстро и точно ориентироваться, чтобы не проскочить намеченный в задании квадрат. Некоторые самолеты возвращались с пробоинами и повреждениями. Девушки встречали экипажи, не все вернулись на свой аэродром, не всех дождались. Работа девушек заключалась в обработке результатов фотографирования в лаборатории, монтировании фотопланшетов, расшифровке. Промежуток времени от начала фотографирования и до момента получения аэроснимка измеряется часами, данные фоторазведки надо обрабатывать сразу же после получения их от летчиков, поэтому аэроснимок дает возможность в короткий срок получить самые свежие данные о местности и противнике. Результаты сверялись с данными наземной разведки, сопоставлялись и анализировались. Выводы в значительной степени помогали командованию в принятии решений. Данные аэрофоторазведки в виде карт крупного масштаба, фотосхем и репродукций с них доводились до всех родов войск. По следам аэрофоторазведки шла бомбардировочная авиация. Повторная аэрофотосъемка одной и той же местности, занятой противником, позволяла следить за всеми изменениями, которые происходили в его расположении. По результатам фотоконтроля, который делался с самолетов-разведчиков, с большей достоверностью можно было судить об эффективности ударов нашей авиации. Общий объем работы аэрофотослужбы ВВС за время войны по количеству самолето-вылетов на фотографирование и изготовленных аэрофотоснимков возрос с 1941 по 1945 год в 10-15 раз... Полная версия: http://www.swidnica.ru/juchkova_nina.htm
Ion Popa: Среди прочих предметов в могилёвской ШМАС мы изучали "Устройство,эксплуатация и техобслуживание телеграфного аппарата Т-51".Занятия по устройству проводил заместитель командира 9-го учебного взвода сержант Лисицын.Хороший парень,грамотный специалист.Не гонял нас,не выпендривался.Короче, с Лисицыным нам повезло. Но вот персонально меня,после одной истории,он недолюбливал.А дело было так.Занятия проходили в классе 9 уч.взвода,который находился на отшибе,в помещении,где размещался клуб.Оборудован класс для занятий по Т-51 был очень прилично.По стенам висели стенды с узлами аппарата,было множество плакатов,где было наглядно показано как работают и взаимодействуют межу собой клавиатура,приёмник,передатчик,печатающий узел и т.д. Тут же,в классе,стоял аппарат,который можно было собрать-разобрать,т.е. на практике закрепить полученные знания. В тот раз занятия проходили,согласно расписанию,сразу после обеда.Лисицын,водя указкой по схеме,рассказывал, что "мечеобразный рычаг,входя в зацепление с короткой стороной тяги приёмника...,вследствии чего ламели электромагнита передатчика...,что приводит к повороту шестерни на оси"...Личный состав 9-го учебного взвод в это время,естественно,сержанта не слушал.Кто писал письма домой,кто рассматривал голубей за окном,большинство мирно спало сладким послеобеденным сном...И только один человек из всего взвода с интересом следил за указкой сержанта и за полётом его мысли.А он уже добрался до конца длинной цепочки взаимодействий. ..."а,после того,как освобождается фрикионная муфта,ось прёмника поворачивается по часовой стрелке". - Против, - машинально сказал я,и обомлел.Как это у меня сорвалось?Что мне,больше всех надо... - Что против? - спросил Лисицын. Отступать было некуда. - Против часовой. Сержант ещё раз прошёлся по цепочке... - Действительно,против...Ну,хорошо. Занятие продолжалось,но с тех пор сержант Лисицын меня недолюбливал.В чём это выражалось?Да,чёрт его знает,в чём...Он меня просто не замечал.В упор не видел.И поделом.А ты не высовывайся.Впрочем,на службе это никак не отражалось,что делает замкомвзвода честь.Но вот,за время службы у меня были благодарности от командиров всех уровней от командира отделения до начальника метеослужбы Дальней авиации.А вот от заместителя командира 9-го учебного взвода сержанта Лисицына небыло. Ну и что???
Ion Popa: Командир 2-й учебной роты майор Мазепов запомнился этаким маленьким кривоногим живчиком,который литым шариком перекатывался по территории ШМАСа и всё время орал.По поводу и без.Преподавал он электро-радиотехнику во всех взводах роты,кроме нашей.У нас этим занимался командир взвода лейтенант Трегубов.Был он очень молод (всего на три года старше нас.А курсант Бинчуков был даже старше его самого),очень самоуверен и казался сам себе великим педагогом Макаренко и великим полководцем Суворовым в одном лице.Хотелось ему быть во всём оригиналом.И воинскую честь он отдавал не как все,а держа руку сантиметрах в 15 от козырька фуражки,и роспись у него была в виде треугольника с закорючкой,и методика преподавания у него была,ну,очень уж,самобытной.Вот на почве этой самой самобытности у него и возникали постоянные конфликты с Мазеповым,который терпеть его не мог.И вот однажды мне пришлось стать не просто свидетелем,а даже участником их очередного разбирательства в вопросе,кто есть кто в области преподавания радиотехники.А дело было так...Шло обычное занятие по факсимильному аппарату "Ладога".Я отвечал на вопрос Трегубова,стоя у доски,на которой висела электрическая схема аппарата.В это время дверь распахнулась и в класс стремительно ворвался майор Мазепов.Трегубов скомандовал:"Встать!Смирно!" и доложил,что личный состав 9-го учебного взвода...и т. д.Мазепов хищно глянул на схему и обращаясь ко мне задал вопрос: -Аппарат режет бумагу.Причина? -Нет протяжки бумаги. -Хорошо,-кивнул майор-проверили.Есть протяжка. -Ну,тогда неверно отрегулирован ток записи,баланс белого и чёрного полей. -Так...Проверили...Всё отрегулированно правильно,а бумагу режет... -Значит неисправен пишущий инструмент,спираль или линейка. - И это проверили.Всё в норме.А аппарат продолжает резать бумагу.-И Мазепов торжествующе посмотрел на комвзвода.Я тоже глянул на лейтенанта.Он стоял бледный,как полотно.Я уже понял,что вопрос Мазепова касался не эксплуатации аппарата,а его электрической схемы.Но мы лишь недавно начали её изучать и пока добрались только до частотного дискриминатора.Ну тут-то и пришлось вспомнить,что я учился в электромеханическом техникуме,напрячь извилину...Глянул я на схему и...как в прорубь с головой: -Полетел диодный мостик ограничителя тока записи,-и ткнул в него указкой. Майор Мазепов аж заскрежетал зубами и сопровождаемый командой лейтенанта Трегубова:"Встать!Смирно!"пулей вылетел из класса.Какое-то время все молча стояли.Лицо комвзвода медленно наливалось розовой краской.Он постепенно приходил в себя. -За отличное знание предмета объявляю курсанту Popa благодарность!!! -Cлужу Советскому Союзу! - отчеканил я в ответ,а сам подумал,что мог бы Трегубов и объявить что-нибудь посущественне, увольнение например... Надо-ли говорить,что с тех пор,командир 9-го учебного взвода лейтенант Трегубов нежно меня полюбил...А майор Мазепов? -спросите вы...Мазепову я вскоре вернул должок,причём вернул той же монетой.Но это уже другая история и о ней в другой раз.
82-й: Ю. Гирченко Хаос. Рассказ написан на основе воспоминаний Игоря Водопьянова, офицера служившего в 1981-90гг. в школе младших авиационных специалистов в Азербайджанской ССР, город Кусары. В течении восьми с половиной лет довелось мне служить в Закавказском военном округе, в 51-ой ВАШМ. ВАШМ - это военная авиационная школа механиков. Готовили мы там механиков - солдат и сержантов. Пройдя курс обучения, бойцы разъезжались по воинским частям. А нам опять присылали призывников, и мы их обучали. Ну что сказать - просто учебка. Находилась она в Азербайджане в городе Кусары. Любопытно то, что в азербайджанском языке буквы ''К'' и ''Г'' в некоторых моментах произносятся одинаково. И город Кусары на азербайджанском звучит, как Гусары. Вот нас в шутку и начали называть гусарами. Хотя, какие мы гусары?! Мы шампанское по утрам не пьём... Да и они никогда не сталкивались с Советской преступной бесхозяйственностью. Их генералы за спинами чужими не прятались и от ответственности не уходили, а если и поступали так, то на дуэли - пулю в лоб... Наши же генералы, как правило, предпочитают отмолчаться. Пусть другие решения принимают, а они, генералы в сторонке подождут. Кто решение принял - тот ответственность и несёт. А генерал в стороне... Конечно, из этого правила есть и исключения, но настоящие боевые генералы, способные самостоятельно принимать разумные решения, в Советской Армии были в меньшинстве... Осенью 1989 года пришёл приказ из вышестоящего штаба о расформировании нашей части. Приказ этот был не просто так отдан, всему было объяснение. В Закавказье было неспокойно. То тут, то там происходили нападения на воинские части, захват оружия и техники, массовые беспорядки в Сумгаите, Ереване, Кировабаде (Гяндже), Нахичевани, Баку. В Карабахе уже периодически велись перестрелки между азербайджанцами и армянами, иногда и военным доставалось. Здесь, в Кусары основным населением были лезгины. Пока открыто они ещё ни против кого не выступали, но всё равно, подстрекаемые азербайджанцами, старались при любом удобном случае завладеть каким-либо оружием. Одним словом, опасность нападения на часть аборигенами была. Не знаю, только ли этими доводами обходилось вышестоящее командование или были ещё причины, но приказ поступил конкретный и однозначный: 51-ю ВАШМ - расформировать! Согласно этого приказу всё стрелковое оружие: автоматы и пистолеты, мы должны были передать на склады в Тбилиси, а имеющиеся в наличии патроны уничтожить. Уничтожить - значит расстрелять. Из Тбилиси стали прилетать вертолёты. Мы грузили в них ящики с оружием, и ''вертушки'' улетали. Причём, что интересно, садились ''вертушки'' на стадионе части, так как ни аэродрома, ни своей взлётной полосы у нас не было. Однажды вызвал меня подполковник - командир части, и приказал возглавить группу по уничтожению боеприпасов. На выполнение задачи было отведено три дня. В группу эту входили три капитана: я и ещё двое. У одного офицера была своя легковая машина. Вот на ней мы и ездили за пределы города в горы выполнять приказ. Грузили в багажник цинки с патронами, магазины и восемь АКМ, а один снаряженный автомат во время поездки был у меня в руках. Всё это делалось с целью безопасности. Ну, во-первых, посылать на такое задание военную машину - значит, с самого начала привлекать к этому мероприятию внимание местного населения. А реакция местных лезгин и азербайджанцев могла бы стать для нас катастрофической. А, во-вторых, даже если аборигены всё-таки попытаются нас остановить, то у меня в руках автомат, и не всё для них будет так просто... Но риск, конечно, был сильный. Отъезжали мы от города примерно на шесть километров, и там, в горах расстилали на земле плащ-палатки, чтоб отстрелянные гильзы в них падали, и начинали стрельбу. И вот так, в течении четырёх - четырёх с половиной часов мы выстреливали всё, что привозили с собой. Каждый АКМ без проблем, не останавливаясь, отстреливал два магазина патронов, а на третьем начинал ''плеваться'', и пули, вылетевшие из его ствола, падали всего лишь в десятке метров. Конечно, АКМ - автомат хороший, но мы фактически ''насиловали'' его, выстреливая каждый магазин одной длинной непрекращающейся очередью. Ствол АКМа нагревался, поэтому, отстреляв два магазина, мы откладывали автомат в сторону, и брали другой, а затем - третий... И так по кругу, с недолгими перерывами, ну для того, чтобы магазины патронами снарядить. Отстреляв все боеприпасы, что привезли с собой, мы связывали плащ-палатки с гильзами, складывали их вместе с автоматами в багажник машины, и уезжали в часть. Стрельба в горах непрерывными очередями, сопровождающаяся многоголосым эхом, это вам не на стрельбище по три патрона выстреливать. После первого же дня было такое ощущение, будто я оглох. И вечером, вернувшись домой, я смотрел на свою жену, видел как она шевелит губами, но не слышал ни единого слова. В ушах сплошной гул... На второй день перед началом стрельбы мы засунули в уши вату... Короче говоря, мы выполнили приказ командира, и к концу третьего дня все стрелковые боеприпасы в части были израсходованы. Через несколько дней на очередной ''вертушке'' была отправлена последняя партия оружия. После этого убыли в другие части сержанты и солдаты срочной службы. Все офицеры получили на руки предписания к новым местам службы, и постепенно начали разъезжаться. Всё было - бы ничего, только не решался вопрос с самолётами, которые в части были. Да, взлётной полосы в части не было - это факт. А самолёты были. Стояли они на учебной площадке. Самолётов было не очень много, и не все они были готовы в любую секунду выполнять боевую задачу, но всё-таки это были неплохие самолёты. Судите сами: Л-29, Л-29 ''Дельфин'', Л-39 ''Альбатрос'', Су-15, Су-15-ТМ, МиГ-19, МиГ-21, МиГ-25. И каждого наименования по две - три штуки. Ещё начиная с августа 1989 года, когда стало известно о расформировании нашей части, командир ''висел'' на телефоне, неоднократно ездил в Тбилиси, пытаясь добиться какого-нибудь решения от вышестоящего начальства. Но ''полководцы'' молчали. Решение по этому вопросу никто не хотел принимать. Время шло. Офицеры из части разъезжались к новым местам службы. Осталось нас в части человек пятнадцать офицеров. А прапорщики не в счёт, потому что все прапорщики были местные: лезгины и азербайджанцы. В этот период единственное, чем успешно занимались прапорщики, так это тем, что ежедневно разворовывали жилищно-казарменный фонд части. Воровали всё: стулья, столы, оконные рамы, двери... А как было этот процесс остановить, ведь стрелкового оружия в части нет? Приказы и уговоры не действовали. В этом хаосе дошло до того, что дежурный по части заступал на дежурство с охотничьим ружьём! И это ещё хорошо, что три наших офицера были заядлыми охотниками и ружья имели... Наступил ноябрь... А начальство молчало. Уже несколько раз аборигены стреляли из автоматического оружия в воздух около КПП части. В этой ситуации всё могло произойти, и произойти в любую минуту. Нет ничего страшнее опасности, которую ты не видишь, но чувствуешь её приближение... И в конце ноября командир части, на свой страх и риск, принял решение. Решение заключалось в следующем. Для того чтобы самолёты не достались местным бандитам, их нужно было привести в полную негодность. Как это сделать? Элементарно! При помощи тягачей и грузовых машин мы подтаскивали самолёты к обрыву у реки Кусар-Чай, и сбрасывали их вниз. Падая с обрыва, самолёты разбивались. Высокий был обрыв. Местное население растаскивало обломки самолёта за два дня. Кому-то топливный насос под собственный колодец был необходим, а другому топливный бак под летний душ... В общем бандформированиям наши самолёты не достались. Как-то в декабре на территорию части въехал грузовик, в кузове которого сидели вооружённые джигиты с зелёными повязками на головах. Они только рассмеялись, увидев капитана - дежурного по части с охотничьим ружьём, а потом уехали. А что у нас взять? Нет у нас ничего, ни оружия, ни самолётов. Есть только штаб, да казармы без окон и дверей. Не знаю, что было дальше. В январе 1990 года я уехал к новому месту службы. Март 2002г. http://artofwar.ru/g/girchenko_j_w/text_0030.shtml
82-й: Редюшев Андрей Фёдорович Родился 29 мая 1925 года в селе Лопатино Лопатинского района Пензенской области. Призван в армию в декабре 1942. С апреля 1944 по октябрь 1950 года служил в 5-м Гвардейском бомбардировочном Севастопольском авиационном полку АДД. Стрелок-радист бомбардировщика Ил-4. Участвовал в 47 боевых вылетах. Последнее воинское звание – старшина. Награды: Ордена Отечественной Войны I и II степени, медали «За взятие Кенигсберга», «За взятие Берлина», «За победу над Германией», «За победу над Японией». Служил в авиации до 1950 года. В 1956 году окончил Пензенский индустриальный (ныне политехнический) институт. С августа 1956 года по август 1994 года работал во ВНИИЭФ {1} (ныне город Саров Нижегородской области). Награжден Орденом «Знак почета». С 1994 года пенсионер. Призыв в армию. ОШМАС №65 А.Ф. (Андрей Федорович): К 22 июня 1941 года успел окончить 8 классов и отпраздновать выпускной вечер. С началом войны я с товарищами добровольно отправился «на окопы», а через месяц меня и еще несколько человек вызвали в райком комсомола и направили в бригаду, обслуживающую проводные линии связи. К осени 1941 года Правительство СССР перебралось в Куйбышев, а связь с Москвой осуществлялась по обычным телефонным проводам, натянутым на столбах. Эти провода мы и обслуживали. Дело, как нам объясняли, крайне ответственное. В качестве возможных сценариев нарушения связи говорили и о возможности использования немцами самолетов для разрыва проводов «кошками». Перед тем как устраиваться на работу я советовался с матерью, та сказала – учиться, а дядька посоветовал работать: зарплата и рабочая карточка. Пришлось выбирать самому. Остался в бригаде линейным надсмотрщиком. Однажды когда я сидел на столбе и проверял связь, меня арестовал мимо проезжавший бдительный директор местного спиртозавода. Поскольку нам не выдали документов на право лазить по столбам, пришлось мне у него ночь провести. Потом специальный документ выдали, но бдительных граждан в округе больше не нашлось. В армию призвали в декабре 1942 года, 18 лет мне еще не было. Направили под Ульяновск в г. Чердаклы в ОШМАС № 65 (Окружная школа младших авиационных специалистов). Получилось так, что учился я на стрелка-радиста бомбардировщика Ил-4 в сумме более года, но в ОШМАС №65 – пробыл только до апреля 1943 года. Пожалуй, это самое трудное время в моей жизни. Бесчеловечное отношение к мальчишкам-курсантам: неотапливаемые казармы, почти голод… Обмундирование… Да что там подробности быта рассказывать – вши заели! Мылись - раз месяц!.. Возили на помывку в Ульяновск. Однажды при поездке в баню кто-то забыл то ли пластмассовую расческу в кармане, то ли целлулоидный подворотничок не оторвал, и все наше обмундирование в прожарке – «вошегубке», как ее называли, сгорело и мы в кальсонах почти день ждали, пока нам привезут обмундирование. Привезли БУ (бывшее в употреблении) – из госпиталя, латанное-перелатанное… Нет, вспоминать все эти подробности нет желания. Вот обучали нормально. Радиодело – матчасть, радиостанции, морзянка. Из вооружения учили ШКАС, пулемет Березина. Постоянно шли разговоры, будто установят на самолете в турель пушку ШВАК, а потому и ее учили. Офицеры-преподаватели к нашим бытовым бедам отношения не имели, и дистанцировались от них. А вот наши старшины и помковзвода, все – «хохлы», были нечисты на руку. Даже мы – мальчишки понимали, что «дело не чисто». Запомнился начальник школы майор Дитюк. Такой толстый, что в автомашину «Эмку» ему садиться помогали – сам не мог. Мир тесен. Мы с ним еще раз, уже после войны, в 1946 году, встретились. Я получил краткосрочный отпуск домой. Явился отметиться в районный военкомат. Представился, майор в летной форме спрашивает «Где учился?». Отвечаю: «Вначале в 65-й ШМАС…». Перебивает: «А помнишь, кто начальником был?». Отвечаю: «Майор Дитюк – толстый такой». Он засмеялся: «Это я и есть». Память у меня хорошая, но я не узнал. И выписал мне неузнаваемо похудевший майор «за знакомство» дополнительные дни к отпуску – «на дорогу»… Однажды в апреле 1943 года построили нас по тревоге, отсчитали 50 фамилий, в том числе и мою. Дали 2 часа на сборы, и вещмешки на спину. На слуху у всех тогда «Сталинград» был. «Неужели и нас…» Из Ульяновска в товарном вагоне доехали до Куйбышева. Лейтенант ушел оформлять документы и вернулся часа через два. «До отправления поезда остался час, обедать». Пообедали по продовольственному аттестату на вокзале… - А что это за пункты питания по всей стране были, в которых по аттестату кормили военных? А.Ф.: Да обычные, как в частях. В одних лучше, все же армейский контроль был, в других хуже – даже такие слова приписывают Суворову: «любого интенданта через полгода вешать без суда можно». Ну, короче вполне съедобно, а после 65-й ШМАС, просто замечательно… И сели в поезд Куйбышев-Ташкент: «Оп-па! Вместо Сталинграда Ташкент «завоевывать» будем!!!». Приехали в Ташкент, и отправились далее в Карши Узбекской ССР, в школу летчиков-штурманов, переведенную туда из Рязани. - Это та самая Высшая Рязанская школа штурманов ВВС РККА, базировавшаяся на аэродроме Дягелево?{1} В 1941 году курсанты этих курсов совмещали учебу с боевыми вылетами. Я недавно выписывал потери учебных экипажей в архиве.- Начальник Школы летал штурманом вместе с Чкаловым в Америку через Северный полюс, Герой Советского Союза, генерал-лейтенант А. Беляков, был у нас в МФТИ {2} начальником военной кафедры. Лекции нам читал… Наша военная кафедра была известна, например тем, что ее сотрудники рассчитывали взрыв для создания противоселевой плотины в Медео… А.Ф.: Да, тот самый. Он мне внеочередное звание присвоил…(Улыбается) Первые впечатления от школы, как и от ШМАС № 65 не забыть: на вокзале, принимающий нас офицер, с двумя нашивками на груди – красной и желтой (знаки легкого и тяжелого ранения), сопровождающему нас лейтенанту, с трудом сдерживаясь, делая паузы, сказал: «Как вы могли так ребят замучить?… Посмотрите во что вы их превратили?… А если в бой?… А если раздать им оружие?… Как вы думаете в кого будет первый выстрел?...» {3} Однажды на фронте на наш аэродром сел на вынужденную посадку Ил-4 соседнего полка, а стрелок-радист в экипаже оказался мой однокашник по ШМАС – Бажанов Евгений Иванович, кстати, он тоже в Сарове живет. От него узнал, что ШМАС №65 была расформирована вскоре после моего отъезда из нее. http://www.iremember.ru/content/view/415/lang,en/
Ion Popa: Однажды,могилёвскую ШМАС посетил высокий гость в невысоком звании.С проверкой прибыл начальник метеослужбы Дальней авиации подполковник Суворов.К его приезду готовились.Но не доведением всего до блеска.В учебных подразделениях и так порядок доведен до невозможности.Суворов должен был проверять уровень знаний курсантов.А раз так,то показуха готовилась именно в этом направлении.В то время(а это было начало 1977 года) показуха процветала во всех областях нашей советской ,застойной,как выяснилось позже,жизни.И армия не была исключением.В нашем конкретном случае это выражалось вот в чём.В нашем 9-м учебном взводе подполковник Суворов должен был провести опрос курсантов на предмет выяснения нашей подкованности в таком интересном и нужном не только в армии предмете,как...ну,короче говоря,он должен был присутствовать на политучёбе.Для создания видимости повальной политграмотности,среди нас были распределены вопросы,на которые мы должны были дать исчерпывающие ответы.Провели мы и генеральную репетицию.Главный реж...э-э-э,командир роты майор Мазепов репетицией остался доволен,правда,наверное для профилактики,поорал на нас напоследок,минут,эдак с пять.И вот на следующий день политзанятия,проводимые командиром взвода лейтенантом Трегубовым,"неожиданно" посетил подполковник Суворов в сопровождении майора Мазепова.Уселся Суворов за преподавательский стол и начал задавать нам вопросы.Поначалу всё шло хорошо.Задав вопрос подполковник,тут же видел поднятую руку и получал точный ответ по интересующей его теме.Но вот он,зачитав очередной вопрос и подняв глаза от тетрадки, лежащей перед ним,с удивлением обнаружил,что отвечать никто желанием не горит.Курсант,который должен был осветить эту тему преспокойно сидел и смотрел прямо перед собой.Время шло.Лейтенант Трегубов стал одного цвета со стеной,к которой он прислонился.Из глаз Мазепова начали вылетать красноречивые молнии,сигнализирующие о том,что с нами будет,если...Надо было выручать всех и себя в их числе.Я поднял руку.Со стороны Суворова никакого внимания.Трегубов,стоящий у стены и Мазепов,сидящий чуть позади Суворова,начинают подавать мне из-за подполковничей спины знаки,чтобы я выше тянул руку.Я задрал её вверх,выше некуда.Наконец проверяющий соизволил меня заметить и милостливо позволил ответить мне на заданный вопрос.Пикантность ситуации заключалась в том,что на следующий вопрос должен был отвечать я и,поэтому,отвечая на "чужой" вопрос я,в тоже время начал потихоньку переходить к ответу на ещё незаданный,следующий вопрос,насколько это было возможно в контексте предыдущего.Причём постарался осветить его так,чтобы повторно интересоваться этой темой со стороны проверяющего было бы не очень умно.И это мне удалось."Мой" вопрос задан небыл.Все остались довольны.Даже курсант,не ответивший на "свой" вопрос отделался,в итоге,лёгким испугом.С того дня Трегубов полюбил меня ещё сильнеё.Мазепов забыл мне историю с диодным мостиком.А подполковник Суворов,уезжая,объявил благодарность нескольким курсантам.И мне в том числе.За отличное знание предмета и успехи в овладении воинской специальностью. А то!!!
Ion Popa: 82-й пишет: Вначале ничего не было, но недели через две пребывания в учебке у многих, если не у каждого появились карманные календарики, бережно хранимые на груди. В этих календариках иголкой прокалывался каждый прожитый в армии день. Одни кололи этот день с утра, другие вечером. Одни были верны этой традиции до ДМБ, и привезли домой, на память о службе, три исколотых календаря. Другие через полгода, или через год бросали это занятие, отчаявшись под грудой сотен, ещё не прожитых дней. Вот нашёл в альбоме свои календарики...Даже можно разглядеть вычеркнутые дни...
82-й: Внимание к деталям. Прибытие в ШМАС сопровождалось сменой привычек, причёсок, психологии, сменой одежды и обуви. На гражданке времена были в наших краях ещё самые “битловские”. На Западе культура “хиппи” переживала свой расцвет. “Дети цветов”, вместе с потерявшими смысл жизни ветеранами борьбы c “вьетконговцами”, протестовали против войны во Вьетнаме. До нашего сознания со страниц газет и журналов в критических статьях пробивались малопонятные понятия: “свободная любовь”, “лёгкие наркотики”, и загадочное во всех отношениях слово “секс” (которого, на самом то деле, у нас и нет)… А, с другой стороны: Дин Рид со своей “Белла Чао”, Гойко Митич со своим Чингачгуком, “Эти глаза напротив” Ободзинского, революционно-авантюрная романтика фильма “Свой среди чужих” (Градский поёт: Дед мой решил построить лодку большую для внуков. Строил всю жизнь…), а Сальваторе Адамо поёт “Падает снег”, а Рафаэль Мартос Санчес поёт в слезоточивом фильме “Пусть говорят” на который мы ходили раза три… И наверное, только комсомольцы на выборных должностях “правильно” стриглись в парикмахерских. Все остальные молодые люди ходили не стриженными, с длинными волосами, обязательно прикрывающими воротники рубашек. А спереди должна была быть чёлка. Всё как у кумиров: Джона Леннона, Пола Маккартни, Джорджа Харриса и Ринго Стара… И, вообще, крайняя мечта переписать на ленточный переносной магнитофон “Весна” двойной “Белый альбом”, пошить брюки клёш, купить батник с разноцветными “огурцами”. И чтоб он был с большим отложным воротником, который нужно обязательно расправить поверх воротника пиджака. А ещё замшевые ботинки. И чтоб сигареты “БТ” в твёрдой белой пачке по 40 копеек, и немного (как когда)портвейна “777”, и несколько заученных аккордов на гитаре… И неутолённая страсть к джинсам “Leе”, и стойкое отвращение к рабочим брюкам под названием “техасы”, и скромное счастье, обретённое вместе с индийскими джинсами “Lui”… А девушки в это время активно осваивали юбки с укороченным подолом. И подол всё выше поднимался над их круглыми гладкими коленками, постепенно приближаясь к отметке “мини”. И, вообще, самыми красивыми были девушки именно весной 1973 года. Но все эти незатейливые радости уже не для нас. Ведь министр обороны специально для нас издал Приказ о призыве на срочную службу в СА. И после ГСП мы уже стали Командой, следующей к месту прохождения службы – ШМАС. Знамо дело, что там, а теперь уже здесь, всех для разгона подстригли налысо. И тут обнаружилось, что почти у всех нас тонкие шеи, и большие, торчащие перпендикулярно к щетинистым черепам, красные уши. А потом, в каптёрке старшины, мы сняли с себя разномастную гражданскую одежду и получили взамен: фуражки, гимнастёрки, шаровары, трусы, портянки, сапоги, кителя, рубашки, брюки, носки, ботинки, шапки-ушанки, шинели, брючные брезентовые ремни, и ремни из кожзама, пряги, погоны, кокарды на фуражку и звёздочки на шапки, алюминиевые буквы СА на шинельные погоны, пуговицы на шинель, парадные перчатки и трёхпалые рукавицы. Следующим этапом нашего преображения была подшивка погон к гимнастёрке, кителю и шинели, потом подшивка пуговиц и подворотничков. А в заключение, на каждое сформированное отделение, было выдано по стеклянной баночке с водным раствором хлорной извести. Каждую выданную нам вещь необходимо было промаркировать (за исключением металлических предметов). Маркировка заключалась в написании спичкой, смоченной в хлорном растворе, номера твоего военного билета на ткань. Шинель, китель и гимнастёрка подписывались на подкладке (на внутреннем кармане) слева (на груди). Брюки и шаровары подписывались с внутренней стороны на поясе. Фуражка и шапка подписывались внутри сбоку. Сапоги и ботинки подписывались изнутри на видных местах шариковой ручкой. Той же ручкой подписывались ремни из кожзама. Делалось это по официальному объяснению замкомвзвода в целях того, чтобы не перепутать вещи. И это тоже. Сейчас я думаю, что при опознании такие надписи тоже необходимы. И, вот, наступил момент, когда мы облачились в новую одежду. И стали похожи друг на друга. И это необходимая процедура. Какими – никакими индивидуальностями мы были на гражданке. Но в начальный период службы в армии, основной целью обучения является стирание индивидуальности. По-другому нельзя соблюсти дисциплину в подразделении.
Юрий: 82-й пишет: цитата: Вначале ничего не было, но недели через две пребывания в учебке у многих, если не у каждого появились карманные календарики, бережно хранимые на груди. В этих календариках иголкой прокалывался каждый прожитый в армии день. Одни кололи этот день с утра, другие вечером. Одни были верны этой традиции до ДМБ, и привезли домой, на память о службе, три исколотых календаря. Другие через полгода, или через год бросали это занятие, отчаявшись под грудой сотен, ещё не прожитых дней. А у нас было принято ножиком делать зарубки на задней стороне ремня за каждый служивый день. Можно представить ,что за пила была на поясе.
82-й: Юрий! Эта традиция была жива и в наши дни. Резали. Но только месяцы. Крупные зубцы на крае ремня той части, что идёт в запАх. Я - забыл. Резали на ремнях из кожзаменителя. На покупных из кожи не резали. Жалко было.
82-й: Учебный процесс и люди. Дисциплина. Никто из нас не был ангелом. В каждом из нас, в той или иной степени, была агрессия. В каждом содержались гражданские и домашние привычки, замашки. В том числе гонор. В том числе искажённые представления об армейских порядках. Мы все воспитывались с детства в духе коллективизма, но коллективизм этот, был коллективизмом школьной и пионерлагерной закваски. То есть коллективизм наш, по сути своей был детским. И поэтому каждый, опять же в разной степени, был, хоть немного, но индивидуалистом. У всех у нас было среднее образование. Единицы, но они были, закончили техникумы и первые курсы вузов. Почти все успели поработать на гражданке. Все мы знали, что служба в армии - это почётная обязанность каждого гражданина СССР. И вот с таким контингентом в количестве 150-ти человек (имеется в виду только одна учебная рота) должны были справиться только 6 (шесть) человек: старшина (старший сержант срочной службы, к моменту нашего появления в роте отслужил 1,5 года) и пять замкомвзводов в звании от младшего сержанта до старшего сержанта. Почему именно они. Да потому, что только они находились вместе с нами в одной казарме все 24 часа в сутки. После того, как мы стали одинаковыми по внешнему виду, нам ещё предстояло обучиться жить в коллективе. Причём в коллективе армейском. В основном курсантская публика разобралась что к чему, и приняла свою участь спокойно. Парням, которые призывались из сельских районов, было легче принять армейский порядок. Городские были настроены более идеалистически. Вот основные приёмы и методы для поддержания дисциплины, применяемые к нам: 1. У курсантов не должно быть никакого свободного времени на размышления и воспоминания о доармейской жизни. Для этого их надо занимать от подъёма до отбоя всяческими работами. 2. Курсанты не должны передвигаться по территории части вне строя. Все передвижения и занятия должны носить коллективный характер. 3. Курсанты должны находиться под постоянным надзором замкомвзвода или командира взводы или старшины роты. 4. Строевая подготовка в начальный период обучения в усиленных дозах. Особенно все передвижения в строю. 5. При наказании применять принцип коллективизма. Взыскание объявляется конкретному курсанту, но при этом весь взвод совершает, к примеру, незапланированную пробежку или (что эффективнее) "полёты" после отбоя. 6. Принцип "не можешь - научим; не хочешь - заставим ". 7. Так называемый "договор". Это когда после особенно выдающихся, яростных и исступлённых "полётов", тихо и вкрадчиво замкомвзвода объясняет курсантам: У нас в роте один принцип: ты хуже делаешь - и тебе хуже делают. Если хотите по-хорошему служить, то сами должны стараться выполнять всё по уставу, да по приказу. После чего давалась команда "отбой", и несмотря ни на какие скрипы пружин коек, или неровно уложенное обмундирование, в спальном помещении гасился свет. И это действительно был "отбой". Кого больше всего боялись (читай уважали) курсанты, так это старшину роты. По внешнему виду он был "перестарок", то есть лет ему было около 23-х, не меньше. А может так выглядел. Был он среднего роста. Жилист. Подтянут. Хороший спортсмен (по крайней мере на перекладине). Всегда чистая форма (обычное х/б) отглажена, сапоги блестят как у кота глазки. Великолепный командный голос. Хищное лицо под чёрным козырьком фуражки. И был он силён и морально, и физически, по сравнению с нами, 18-ти летними пацанами. По отношению к нему ничего, кроме чувства Уважения, я сейчас не испытываю. Ну, может стоить вспомнить, что тогда некоторые из нас мечтали стать такими же, как наш старшина, старший сержант Владимир Величко. Его обязанности: всё по роте и строевая подготовка в ротном строю. До сих пор помню его голос: Рота! И-и-рраз! И-и-рраз! И-и-рраз! Ш-и-е-рре шаг! Замкомвзвода у нас был младший сержант. Когда мы пришли во взвод, он отслужил уже в ШМАСе 1/2 года. То есть с точки зрения остальных замкомвзводов, он ещё был молодым. Но их корпоративная сплочённость была выше их же сословных предрассудков. По крайней мере в нашем присутствии, они относились к нему ровно. Разве иногда, проскальзывала еле уловимая тень превосходства. Замкомвзвода был оставлен в постоянном составе за отличные спортивные показатели. Он отлично бегал, защищал интересы и роты и школы на спортивных соревнованиях. Высокий. Выше меня. Худой и жилистый. Молодой. Держался с нами довольно отчуждённо, но ровно. Был строг, но не жесток. На перекладине был горазд. Вёл с нами занятия по физподготовке, ВСК и, конечно, строевую. Несколько раз в учебном классе подменял командира взвода на занятиях по специальности. Нормальный мужик. Младший сержант Анатолий Бондарь. Командиром взвода у нас был капитан Двойменов. Может я об этом гораздо позднее думал, а может уже тогда? Но мне кажется эта должность была его пределом в карьере офицера. По возрасту так выходило. Дело давнее, но хотелось бы верить, что я ошибаюсь. Был он худощав, среднего роста. Крайне сдержан. Голос обычно тихий. Но командные качества у него несомненно были. Потому, что он нас держал в полном подчинении и без присутствия заместителя-сержанта. Всегда был аккуратен и подтянут. Справедлив. Мы его уважали. Он мог делать все три наших зачётных упражнения на перекладине гораздо лучше нас всех. На занятиях в нашем отдельном классе-домике на краю ШМАС всегда была дисциплина. Командир взвода сумел внушить себе уважение. У был преподавателем академического типа. То есть его лекции и опросы были безупречны. Что в них отсутствовало? Это я понял позже. Скорее всего он изучал специальность, которую нам преподавал, по паспортам на приборы, по учебникам по физике и электротехнике, на каких-то курсах. Если бы он сам работал на технике, то он бы передал нам ощущение живого и нужного дела, азарт боевой работы. То же было и на площадке с приборами. Изучали устройство, смотрели в визиры, заряжали. Но как-то так, что некоторые явно жалели, что попали в наш взвод, именно на эту специальность. Ведь были ребята, которые надеялись что в армии получат специальность, по которой можно будет работать на гражданке. И такие специальности были на гражданке - это электрик, это фотограф, это геодезист. Для меня гораздо интереснее были занятия по практической электротехнике. Там, где мы паяли ШРы, прозванивали тестерами схемы. Командир взвода капитан-инженер Двойменов. Спасибо Вам.
Ion Popa: Учёба в могилёвской ШМАС была напряжённой.Узнать и освоить надо было многое,а времени только полгода.Поэтому занимались по будущей специальности даже вместо строевой и физической подготовки.Особенно интересны,мне по крайней мере,были такие предметы,как"Основы метеорологии" и "Основы аэрологии".Читал их старший лейтенант Попов.Интересный человек и прекрасный,знающий преподователь.В первую очередь мы начали заучивать основу основ,метеокод КН-01.Потом пошли погодные явления,их характеристики,методы измерений.До сих пор,хотя прошло 30 лет помню некоторые определения.Ну вот например,видимостью называется то предельно большое расстояние,на котором виден предмет,хотя бы в виде серого силуэта.Некоторые вещи,казалось бы хорошо известные,предстали совсем в другом свете.Оказалось,например,что только термометров бывает несколько видов.Минимальный, максимальный,влажный...Потом на учебной метеостанции под руководством капитана Феоктистова проводились практические занятия.Аэрология тоже оказалась очень интересной дисциплиной.Высота и форма облачности, направление и скорость ветра на высотах.Как запустить шар-пилот,как отследить его полёт при помощи теодолита. Как при помощи шаропилотного круга Молчанова обработать полученные данные.Потом пошли метеоприборы.Их эксплуатация и применение на практике.Это и измеритель высоты облачности ИВО-1,и регистратор дальности видимости РДВ-1 и РДВ-3,и аспирационый и ртутно-чашечный барометры,станционный психрометр.Учились по таблицам определять влажность воздуха.Параллельно этому шёл процесс обучения радиотехнике.Под руководством лейтенанта Трегубова изучали основы радиотехники и электрическую схему факсимильного аппарата "Ладога", сержант Лисицын учил с нами устройство телеграфного аппарата Т-51,а прапорщики Приходько и Шаерман учили нас работать с радиоприёмниками Р-250,Р-154,Волна-К и как принимать радиофаксимильную и радиотелеграфную работу. Ближе к концу обучения нас познакомили с передвижными метеостанциями ПМС-70 и ОПМС-69.Развёртывание в походных условиях.Ну и,конечно,красной нитью проходило через всю учёбу наноска.Расшифровка полученных со всего мира закодированных метеоданных и наноска их,закодированных уже в графическом виде,на кольцевые и синоптические карты.Вот на это уходила львиная доля времени.В любую свободную минуту нас усаживали за наноску.А ведь такие дисциплины,как политподготовка и Уставы ВС никто тоже не отменял.Как и очередные и внеочередные наряды.О качестве обучения говорит тот факт,что и сегодня,30 лет спустя,всё это прочно сидит в голове.
Ion Popa: Мне всегда было интересно,чем руководствовались в союзном Министерстве обороны,в военкоматах,когда проводили призыв и комплектовали ШМАСы.Вот взять,например,мой выпуск весны 1977 года.25% курсантов были из Молдавии.Это 50 человек.Из них четверо были городские,а остальные из сёл и,соответственно,никто из них толком не знал русского языка.А специальность-то сложная,требующая владения великим и могучим...Ну.не нужен был в то время русский язык трактористу в молдавском селе! Да,были ребята,которые очень хотели учиться,получить интересную специальность.Помню,Костя Рошка тянулся,пытался освоить,всё время спрашивал,если что было не понятно...Были и проблемы по службе.Ставили молдован в наряды,в основном,на кухню,в туалет в лучшем случае дневальным.Опять же из-за языка...Бывали исключения.Коля Цырдя,под конец ходил дежурным по роте,тот же Костя Рошка был хлеборезом.Дело дошло до того,что в первой роте заменили замполита на молдованина,капитана Бодюла.Не знаю,как сложилась служба у молдован дальше.В Орше на метео служил Бурля,Орбу в иркутском корпусе был укладчиком парашютов.В следующем выпуске тоже было много молдован,но это были уже люди,языком владеющие,да и образовательный уровень был у них повыше.Со мной служил Федя Бакал.Так он окончил автодорожный техникум.На смоленском аэродроме служил Томша,его перевели к нам в штаб,когда мы дембельнулись.Так у него русский был на уровне родного.То есть,там,наверху,вроде бы сделали выводы.Тоже касается образовательного уровня.Было у нас несколько ребят из украинских сёл,имевших восьмиклассное образовани чисто формально.Верескун,Гриша Попенко...У Гриши кулак был побольше моей головы,а каждый палец толщиной с мою руку.А ему,в этот кулак,вкладывают перьевую ручку и заставляют писать тушью из чернильницы малюсенькие цифирки да значки.Да ещё рассказывают,что вот эти облака называются кумулюс нимбус,а вот те - цирус стратос...А Гриша даже не смог освоить управление трактором...Хотя парень был хороший. Курсанты могилёвской ШМАС Гриша Попенко,Геннадий Сегал и Вовка "Бульдог" Чивиль. Весна 1977 года. С какой целью это всё делалось,кому это было нужно???
Admin: Ion Popa пишет: Из них четверо были городские,а остальные из сёл и,соответственно,никто из них толком не знал русского языка. А специальность то сложная,требующая владения великим и могучим... Не знаю кому из больших начальников в МО СССР пришла в голову эта идея о наборе в ШМАС лиц разных национальностей, не владеющих русским языком. Ведь обучение шло исключительно на "великом и могучем", что при этом оседало в голове нацкадра известно только ему самому... Но благодаря именно таким бездумным решениям и были дискредитированы в армии авиационные специальности младших специалистов... Сам в авиаполку, который получил в годы моей службы переходящее знамя Штаба МО ПВО за 25 лет безаварийной работы, однажды был свидетелем как один "молодой" боец из Средней Азии, во время регламентных работ на транспортном самолете пытался стыковать ШРы (штепсельные разъемы) от блоков с разным количеством контактов, хотя каждый разъем был помечен разноцветными маркерами. Так вот он, не долго думая, сжав одной рукой вплотную два разноконтактых разъема (разного диаметра!!!) законтрил их как положено проволокой!!! Хорошо, что все происходило на моих глазах и я все переделал по тихому, а что бы было, если бы этот самолет взлетел? Мало того, что боец оказался дальтоником, как вообще он до этого додумался??? Мельком подумал, что будет с полком после ухода нашего призыва, в котором таких кадров было по одному на десять наших (в только что прибывшим пополнениии соотношение уже 1:1) и... как в воду глядел - спустя полгода после нашего ухода на ДМБ упал сразу после взлета Ан-8 - весь экипаж погиб - сгорел заживо... П.С. Я за интернационализм в армии, но для службы в авиации был необходим более тщательный отбор, учитывающий не только желание, но и знание языка, образование, умелые руки и природную смекалку - интеллект! Кстати, разгильдяи и безответственные бойцы встречались и среди русскоговорящих...
82-й: В 1973-м в нашем учебном взводе были ребята из Западной Украины, из Удмуртии, из Горьковской области, из столицы. Образовательный ценз у ребят до ШМАСа был не ниже полного среднего. В части точно сказать не могу, но процент жителей со Средней Азии и Кавказа от общего числа не превышал 1 - 1,5%. На спецработах (кроме одного представителя Молдавии и одного - немцев Поволжья) были только русские, удмурты и украинцы. Однако все без исключения были адекватны своим обязанностям.
Admin: 82-й пишет: В 1973-м в нашем учебном взводе были ребята из Западной Украины, из Удмуртии, из Горьковской области, из столицы. Образовательный ценз у ребят до ШМАСа был не ниже полного среднего. В части точно сказать не могу, но процент жителей со Средней Азии и Кавказа от общего числа не превышал 1 - 1,5%. На спецработах (кроме одного представителя Молдавии и одного - немцев Поволжья) были только русские, удмурты и украинцы. Однако все без исключения были адекватны своим обязанностям. Я не великодержавный шовинист или расист по отношению к нацкадрам или нацменьшинствам! Написал только про то, что языковый барьер мешал многим должным образом освоить специальность. Тоже самое относится и к большинству русскоговорящих, уехавших обучаться заграницу - мало знать язык - нужно научиться думать на нем!
полная версия страницы